Маленький городок в Германии. Секретный паломник

– Если судить по вашему описанию имевшихся доказательств, – заметил Брэдфилд, – то не осталось ничего, связывавшего Карфельда с Хапсторфом, как нет улик для обвинения его в заговоре с целью массового убийства людей. Изложенная им самим автобиография вполне может оказаться правдивой. Что он воевал в России, что был ранен…

– Именно так! И так к этому отнеслись в лондонской штаб-квартире.

– Но ведь нет даже прямых указаний, что это были трупы людей, убитых непосредственно в Хапсторфе. Там могли разработать отравляющий газ, но никто не может утверждать, что применяли его сами ученые, а Карфельд был осведомлен об этом или стал реальным соучастником…

– При доме в Хапсторфе имелся подвал. И он остался не поврежден бомбардировками. Окна заделаны кирпичами, и туда вели трубы из лабораторий, находившихся наверху. Так вот, кирпичные стены подвала оказались разобранными изнутри.

– Как это разобранными?

– Руками, – ответил Тернер. – Пальцами, если так вам понятнее.

– Далее. Как я и сказал, официальные власти приняли аналогичную вашей точку зрения. Карфельд помалкивал, никаких новых доказательств не обнаруживалось. Уголовное дело возбуждено не было, как не было и суда. Вполне предсказуемо. Досье встало на архивную полку. Отдел перевели сначала в Бремен, затем в Ганновер, потом в Менхенгладбах, а архив отправили сюда. Вместе с различными бумагами Генерального управления судебной адвокатуры. Чтобы здесь материалы дожидались окончательного решения по поводу их дальнейшей судьбы.

– И именно эту историю начал расследовать Хартинг?

– Не начал. Он давно занимался ею, будучи сержантом следственного отдела. Как и Прашко. Все досье, меморандумы, протоколы допросов, письма, описания улик – все дело от начала и до конца – а теперь у него появился и конец. – Оформлено почерком Лео Хартинга. Именно Лео арестовал Карфельда, допрашивал, присутствовал при вскрытиях, разыскивал свидетелей. Женщина, на которой он собирался жениться, Маргарет Эйкман, служила в одном с ним подразделении. Тоже опытный следователь. Их прозвали охотниками за черепами. Но в этом для них заключался смысл жизни… Они отчаянно стремились добиться справедливого возмездия для Карфельда.

Брэдфилд погрузился в размышления.

– Это словечко «гибридные», что оно значило? – спросил он.

– Типично нацистский термин. Так называли евреев-полукровок.

– Понимаю. Да, кажется, теперь понимаю. Стало быть, для Лео все носило глубоко личный характер, верно? И ему этот аспект представлялся очень важным. Он воспринимал случай как нечто, направленное против него самого. Лео всегда жил лишь собственными интересами. Только так и следовало жить, считал он. – Перо авторучки пребывало в полной неподвижности. – Но здесь нет уголовного дела с точки зрения любого закона. – И Брэдфильд повторил фразу, словно уверяя самого себя: – Здесь нет уголовного дела, с какой стороны ни подойди. Даже при самом пристрастном, самом простом анализе. Нет дела. Факты, конечно, любопытные: во многом объясняют предвзятое отношение Карфельда к британцам. Но никоим образом не превращают его в военного преступника.

– Верно, – согласился Тернер, к немалому удивлению Брэдфилда. – Но вот только Лео глубоко терзался из-за этого. Он ничего не забыл, но загнал воспоминания как можно глубже и дальше. И все же не мог от них избавиться. Его снедало желание во всем разобраться, еще раз рассмотреть факты и убедиться в своей правоте. Вот почему в январе этого года он проник в «Священную нору», заново перечитав свои записи, перебрав аргументы.

Брэдфилд снова напрягся и сидел совершенно неподвижно.

– Быть может, возраст сыграл определенную роль. Но прежде всего им двигало ощущение не доведенной до конца работы. – Тернер произнес это так, словно речь шла о нем самом, о проблеме, которую он сам не мог решить. – Причастность к истории, если угодно. – Он в нерешительности сделал паузу. – Или к ходу времени. Парадоксы снова завладели его умом, и ему требовалось найти какой-то выход. А еще он был влюблен, – добавил он, глядя в окно. – Хотя сам ни за что не признался бы в этом. Он кое-кем воспользовался, но взял больше, чем ему полагалось и было необходимо… Он вышел из летаргии. В том-то и суть, не правда ли? Противоположность любви не ненависть. Это летаргия. Равнодушие. Пустота. И еще сыграло роль это место. Само по себе посольство. Здесь нашлись люди, позволившие ему причислить себя к игрокам высшей лиги… – Теперь он говорил чуть слышно. – И тем не менее. По той или иной причине он заново открыл дело. Перечитал все бумаги от первой до последней страницы. Вновь изучил исторические данные, сопоставил их с фактами из новейших досье в референтуре и в «Священной норе». Перепроверил информацию с самого начала, а потом принялся наводить справки самостоятельно.

– Какого рода справки? – спросил Брэдфилд.

Оба избегали обмена прямыми взглядами.