Маленький клоун с оранжевым носом

— Не должны были, — буркнул Учитель. — Не пытайтесь подловить меня на противоречиях. Два ножа для разрезания бумаги как лежали в ящике, так и остались лежать. Был третий нож. Такой же или похожий. Скорее всего вы принесли его с собой. Что говорит о заранее обдуманном намерении.

— При всех? По-вашему, я сумасшедший?! Не мог дождаться, пока мы с ним останемся наедине?! И зачем? Зачем, черт возьми? Полгода прошло! Все давно кончилось — и у него, и у меня!

Я понял, что кричу все громче, понял, что уже не сижу на стуле, а навалился на стол, смотрю в лицо Учителя и кричу прямо в его прищуренные глаза.

— Сядьте! — резко сказал он, не пошевелившись. — Сядьте, иначе я вызову конвойного и отправлю вас в камеру, не закончив допроса.

Я упал на стул. Мне было плохо. В висках стучали молотки. Сердце куда-то падало и не могло упасть. А если бы упало наконец, то наверняка разбилось бы, и все бы сразу закончилось — раз и навсегда.

В этой реальности.

— Вы специально сделали это при всех, — тихо сказал Учитель. — Чтобы у вас были свидетели того, что вы этого не делали. Свидетели, которые при любых обстоятельствах будут показывать в вашу пользу.

— Да? — вяло проговорил я. Странная логика была у этого человека. Мать Алика, его жена и сын свидетельствовали бы в мою пользу, хотя я на их глазах?.. Галка — да, она бы сказала все, что угодно, лишь бы меня оправдали, но Анна Наумовна… Да она бы убила меня на месте тем же ножом… если бы он существовал на самом деле..:

— Да, — твердо сказал следователь. — Игорь не считается. Его в гостиной действительно не было в тот момент. Ваша жена не считается — она за вас в огонь и воду… Даже если вы ей изменяли, что можно считать доказанным. Жена Алекса? В первый момент она, возможно, была в состоянии шока, но вы… Послушайте, наверняка ведь все происходило не так, как все вы рассказываете! Вы начали с ним ссориться — при всех. Возможно, не впервые. Возможно, вас даже пытались разнять. Возможно, тот третий нож был на самом деле в руке Алекса, и он первым поднял на вас руку, а вы защищались… Все видели, что это была

самозащита.

— Господи, — сказал я. — Какие глупости. И вы говорите о моих фантазиях. Да ваши…

— По правде говоря, я уверен, что так и было. Судя по всему, что я узнал — о вас, о Гринберге, о его родных, — именно он был скорее всего зачинщиком драки. У него был жесткий характер, не у вас. Линию защиты вы продумали, похоже, за те минуты, что прошли между вызовом «скорой» и приездом полиции. Умная линия, должен признать. Орудие убийства вы спрятали очень хитро, но мы его найдем, не сомневайтесь. А всеобщая круговая порука… Думаю, даже если вы продержитесь на этом до суда, обвинитель при перекрестном допросе не оставит от всех вас камня на камне. Неужели у матери… Неужели она хочет, чтобы ее обвинили в лжесвидетельстве?

Он собирается допрашивать Анну Наумовну? Ладно — Иру. Или Галку. Они хоть сто раз скажут о том, что видели на самом деле. Но Анна Наумовна может не выдержать. Больное сердце… Постоянные напоминания о том моменте…

Неужели этот человек не понимает, что они говорили правду, одну только правду и ничего, кроме правды?

Не докажешь.

— Чему вы улыбаетесь? — раздраженно спросил Учитель, — Я сказал что-то веселое?

Я улыбался? Не знаю, мне казалось, что я плачу.

— Юридический казус, — сказал я. — Я убил Алика в одной реальности, а обвиняют меня — в другой, там, где мне и в голову прийти не могло… Там, где я действительно ударил его ножом, Алик жив и здоров, и мы скорее всего помирились. А там, где мы давно помирились и остались лучшими друзьями, меня обвиняют в том, что я…

— Опять вы со своими парадоксами. — Следователь положил желтый блокнот в яшик стола, закрыл на ключ, экран компьютера погас, все, допрос закончен, говорить больше не о чем, обвиняемый признаваться не хочет, городит нелепость на нелепость, и что теперь делать, улик против него нет, свидетельств тоже. Понятно, что убил именно он, но — не докажешь. Только если найти нож, а до тех пор…

— До утра вы побудете в камере, — сухо сказал следователь. — А потом вас скорее всего отпустят. Вы правы, судья не даст разрешения на продление срока содержания под стражей.

— Мы так хорошо говорили с вами вчера, — сказал я, с трудом поднимаясь на ноги. Меня качало. Лучше бы они тут меня избили, я бы сломался, я не могу, когда меня бьют. И с Аликом мы никогда не дрались. Это невозможно. Лучше бы они меня тут избили, и я бы сознался в чем угодно. Я бы все им подписал. Признание. Подробности. Только не смог бы показать, куда спрятал нож.

— Да, — рассеянно сказал Учитель, — вчера мы с вами хорошо разговаривали.

— Можно мне позвонить жене? Скажу, что…

— Нет.

Конечно. Ударить он меня не может, так хоть таким образом… Садист.

Дверь открылась, двое полицейских вошли в комнату, у одного в руках были наручники.

— Не надо, — сказал Учитель. — Под мою ответственность. Спасибо и на том.