– Я финансировал его первый бизнес, бар в центре города, а он предоставил мне доступ к определенной… недвижимости. – Кайл торжественно вернул кивок однокласснику. – Теперь он просто друг, который хочет поучаствовать в сделке.
– Ты убил тех девушек, – сказала я Дэйву. – Их кровь на твоих руках.
Дейв покачал головой.
– Я никогда не прикасался ни к одной из них.
– Но ты сделал это осуществимым. Ты смотрел в сторону, пока он совершал мерзкие преступления.
Джосайя считал, что убийца действовал не один. Он оказался прав.
– Мы здесь не для того, чтобы говорить о Джеке, – повысил голос Кайл. Я заметила перемену в его оптимистичном поведении. Похоже, у него острая потребность нарцисса быть в центре всего. Интересно, что произойдет, если заставить его переживать из-за этого?
– Почему Ева не узнала тебя? – вновь обратилась я к Дейву.
– Потому что тогда я выглядел по-другому. И потому что твоя приемная мать никогда не проводила со мной много времени.
– Она не была моей приемной матерью, не так ли? Сиротский приют в Греции – ложь.
Кайл нашел возможность вставить слово:
– Сядь. Давайте будем цивилизованными. В конце концов, мы же семья. Или, как минимум, скоро станем деловыми партнерами.
Я обернулась к Лайзе, которая спряталась в свою ракушку.
– Какую сделку ты заключила с ним? Ты не можешь верить ни одному слову, которое слетает с его уст. Скажи мне, на что ты согласилась! – Я тряхнула ее за плечо. – Эй! Скажи мне!
Кайл ответил вместо нее:
– Я просто сказал ей, что с этого момента она может быть рядом с тобой. Что вы с ней можете жить вместе в поместье в Вермонте. Что ей не нужно больше оставаться одной.
– Как ты мог пообещать ей это? Этого никогда не случится. – Я взглянула на Дэйва. – Ты это знаешь. Скажи ему. Это прописано в завещании Евы.
Кайл покачал головой:
– Завещание недействительно. Или, по крайней мере, может быть признано таковым.
Я перевела взгляд с него на Дейва и на свою сестру, которая еще дальше отошла от реальности. Мне нужно было вытащить ее отсюда, но, если мы собирались избежать проблем, нам нужно было действовать сообща. Она должна была мне помочь.
– Меня не волнует завещание, – сказала я Кайлу. – Я знаю, что ты убийца, трусливый мудак, который позволил двум людям сесть в тюрьму за то, что сделал ты. Ты убил мою настоящую мать вместе с бесчисленным множеством других женщин. – Я уставилась на него, и весь ужас его действий стал очевиден. – Ты убил Эми. Похитил ее, пытал. Преследовал меня. Я знаю, что это ты написал «маленький красный домик» на бумаге в закусочной, ты подложил змею в мой дом…
– Ты знаешь гораздо больше. – Голос Кайла был пугающе мягким. Он встал и подошел к тому месту, где сидела я. – Думай, Ана. Думай.
Я покачала головой. Лайза начала всхлипывать.
– Ана. – Он резко произнес это имя, и я подняла глаза. Мягко, почти с любовью, он сказал: – Ты помнишь ту ночь? Я понимаю, это было давно, но…
В очередной раз я почувствовала, как воспоминания распирают меня изнутри, будто тянутся к свету. Беспорядочный, приводящий в бешенство калейдоскоп разрозненных мыслей и фраз. Под хаосом, под вспышками сознания скрывалась правда. Будь то двухголовый монстр или ангел возрождения, я верила, что истина освободит меня.
– Помоги мне вспомнить, – попросила я.
– Уверена?
Я снова взглянула на свою сестру-близнеца, которая раскачивалась взад-вперед, обхватив колени руками.
– Да.
Почему мужчины испытывают потребность обладать красотой? Почему недостаточно просто восхищаться ею, ценить, признавать ее? Почему всегда должна быть игра, соревнование? Завоевание. Охотник и добыча – крупная дичь. Рыбак и улов. Коллекционер и предмет искусства. Сутенер и проститутка.
И почему худшие из людей чувствуют потребность не только обладать красотой, но и разрушать ее?
Кайл задавал эти вопросы, когда мы сидели в моей гостиной, как будто в подвале дома не было мертвых тел и почти коматозного мужчины. Как будто мы с сестрой были его любящими дочерями, а не заложницами. Я наблюдала, как шевелятся его губы, очарованная его эгоцентризмом, его полным непониманием того, насколько все это ненормально. Дьявольски ненормально!
Кайл продолжал:
– Остановись и спроси себя, Ана, почему мужчины так поступают. Что ими движет? Является ли причиной этого больной рассудок, как многие психоаналитики хотели бы нам всем внушить? Или, может быть, это просто потому, что они
– Ну, ты-то точно можешь.
Он откинулся на спинку стула, скрестив ноги.
– Ах, но почему? И не только мужчины… некоторые женщины тоже.
– Не уверена, что меня волнует, почему это так.
Кайл улыбнулся.
– Это был ответ, который дала бы твоя мать. Ей никогда не были любопытны причины происходящего, что, к сожалению, иногда приводило меня в замешательство. Я сожалею об этом.
– Я не думала, что социопаты могут испытывать сожаление.
Кайл рассмеялся.
– Едва ли я считаю себя социопатом! Иногда я испытываю сожаление, даже стыд. И хотя я ценю Джека. – Он взглянул на Дэйва. – Я встречал только одного человека, который соответствовал моему… голоду.
– Ева?