— Идемте, мама ждет. Не забудьте, в экскурсию включены освежающие напитки.
Мы прошли к другому коридору, который привел нас в малую гостиную.
У письменного стола миссис Айрес смазывала клеем какую-то бумажку. Наше появление почему-то ее смутило, и тут я разглядел, что бумажка представляет собой непогашенную, но явно совершившую почтовое путешествие марку.
— Наверное, это не вполне законно, — сказала миссис Айрес, наклеивая марку на конверт, — но, бог свидетель, мы живем в разгул беззакония. Не выдадите меня, доктор Фарадей?
— Мало того, буду рад соучаствовать в преступлении. Если угодно, я доставлю ваше письмо на почту.
— Правда? Вы очень любезны. Нынче почтальоны ужасно неаккуратны. До войны Уиллс появлялся у наших дверей дважды в день. А нынешний почтальон стонет, что к нам далеко добираться. Мы считаем удачей, когда он не оставляет почту в начале подъездной аллеи.
Миссис Айрес изящно повела унизанной кольцами рукой, приглашая меня в кресло у камина. Наряд ее был почти таким же, как в нашу первую встречу: на горле шелковый шарф, старенькое темное платье, слегка вычурные лакированные туфли, правда, уже другие.
— Каролина рассказала, как вы помогаете Родерику. — Она одарила меня ласковым взглядом. — Я очень признательна вам за участие. Вы полагаете, лечение что-то изменит?
— Пока результат неплохой.
— Больше чем неплохой! — Каролина плюхнулась на диван. — Доктор Фарадей скромничает. Лечение очень помогает, мама.
— Чудесно! Вы же знаете, доктор, как много Родерик работает. Бедный мальчик. К сожалению, он не обладает отцовской хваткой, фермерским чутьем и прочим.
Мысленно я с ней согласился, но вслух вежливо возразил: нынче всем фермерам приходится туго, чутье уже не играет роли. Миссис Айрес не замедлила с ответом, в котором сквозила готовность чрезвычайно милого человека потрафить собеседнику:
— Да, вы правы. Полагаю, в этом вы разбираетесь гораздо лучше… Кажется, вы осматривали дом?
— Совершенно верно.
— Он вам понравился?
— Необычайно.
— Я рада. Конечно, сейчас это лишь тень былого. Но как не устают повторять мои дети, нам повезло, что мы вообще здесь удержались… Я убеждена, нет ничего красивее домов восемнадцатого века. Просвещенное столетие. Огромный викторианский дом, в котором я выросла, смотрелся бельмом на глазу пейзажа. Сейчас там римско-католический интернат, и монахини им очень довольны. Но я переживаю за бедных девочек. В нем столько мрачных коридоров и лестничных закутков. Считалось, в нашем доме живут привидения. Не думаю, что тогда они водились, а вот сейчас это вполне возможно. Там умер мой отец, который люто ненавидел католиков… Разумеется, вы слышали о переменах в Стэндише?
— Да, краем уха, от пациентов.
Семейство Рэнделл, владевшее соседним «большим домом» — елизаветинской усадьбой Стэндиш, — покинуло страну, чтобы начать новую жизнь в Южной Африке. Два года дом пустовал, а недавно его купил лондонец по имени Питер Бейкер-Хайд, архитектор, работавший в Ковентри; Стэндиш привлек его своим «необычным шармом» деревенского убежища.
— Насколько я знаю, у него жена и дочь, два дорогих автомобиля, но нет лошадей и собак. Говорят, он отличился на фронте — в Италии проявил себя героем, что принесло хорошие дивиденды: похоже, в обновление дома вбухана куча денег.
Кисловатость моего тона объяснялась тем, что от нового достатка Стэндиша мне ничего не перепадало: на прошлой неделе я узнал, что мистер Бейкер-Хайд и его жена стали пациентами моего конкурента доктора Сили.
— Он же градостроитель, верно? — усмехнулась Каролина. — Значит, снесет усадьбу, чтобы выстроить роликовый каток. Или продаст американцам, которые разберут ее по камушку и увезут к себе, как Уорикский монастырь. Американец купит любую старую деревяшку, если ему сказать, что она из Арденнского леса или на нее чихнул Шекспир.
— Ты невероятно цинична! — укорила ее миссис Айрес. — По-моему, Бейкер-Хайды — очаровательная семья. Нынче в графстве совсем мало истинно приличных людей, так что слава богу, если кто-то озаботился Стэндишем. Как вспомню, что сталось с другими знатными домами, я чувствую себя почти Робинзоном. Возьмите Амберслейд-Холл, куда отец полковника ездил на охоту, — теперь это чиновничья контора. Вудкот стоит пустой, Мериден-Холл, по-моему, тоже. Чарлкот и Кофтон нынче «общие»…
Серьезное и даже слегка унылое повествование перемежалось вздохами, сейчас она выглядела на свои пятьдесят с большим хвостиком. Потом миссис Айрес к чему-то прислушалась, и лицо ее выразило тревогу.
Видимо, она тоже уловила дребезжанье чашек, слышное в гулком коридоре. Схватившись за грудь, миссис Айрес в наигранном испуге прошептала:
— Вот вам явление того, что мой сын называет пляской смерти. Знаете, у Бетти талант бить посуду. Фарфора уже не осталось… — Дребезжанье стало громче, и миссис Айрес закрыла глаза. — Сердце не выдержит!.. Пожалуйста, осторожнее, Бетти!
— Я и так осторожна, мадам! — раздался возмущенный ответ, и через секунду в дверях возникла пунцовая от напряжения девушка с большим подносом красного дерева.