Затем повисло молчание, и я машинально посмотрел на Родерика, который задумчиво уставился на свои руки; веки его подрагивали, он был какой-то странный. Собираясь что-то сказать, он поднял голову, но поперхнулся и снова откашлялся. Наконец он выговорил:
— Я жалею, что вчера меня не было с вами.
— Я тоже, Родди, — ответила его сестра.
Родерик ее будто не слышал:
— Не могу избавиться от чувства, что я в чем-то виноват.
— Всем так кажется, — сказал я. — Мне тоже.
Он бросил на меня равнодушный взгляд.
— Мы тут ни при чем, — вмешалась Каролина. — Это все шурин, дурачившийся с клавесином. И если б эти родители держали ребенка при себе… а лучше бы вообще его не приводили…
Вот так мы вернулись к тому, с чего начали, только на сей раз Каролина, миссис Айрес и я заново пересказали всю эту ужасную историю, каждый в своем, слегка разнившемся от других варианте. Иногда я поглядывал на Рода. Он снова закурил, но табак из плохо свернутой сигареты просыпался ему на колени; он беспокойно ерзал, словно его донимали наши голоса. Но лишь когда он вскочил, я понял, насколько ему нехорошо.
— Господи, сил моих нет слушать это в сотый раз! — сдавленно проговорил Родерик. — Извините, мама, доктор. Я пойду к себе. Я… прошу прощенья.
Его качнуло, и я приподнялся с дивана:
— Что с вами?
— Все хорошо. — Он поспешно выставил руку, словно удерживая меня на месте. — Не беспокойтесь, я прекрасно себя чувствую, ей-богу. — Родерик выдавил улыбку. — Небольшая слабость после вчерашних событий, только и всего. Я… попрошу Бетти принести мне какао. Хорошенько высплюсь, и все пройдет.
Каролина встала и подхватила его под руку.
— Я тебе не нужна, мама? — негромко спросила она. — Тогда я тоже распрощаюсь. — Пряча глаза, она повернулась ко мне: — Спасибо, что зашли, доктор Фарадей. Вы очень внимательны.
Теперь и мне пришлось встать:
— Жаль, что вести неважные. Но все же постарайтесь не волноваться.
— Я ничуть не волнуюсь. — Улыбка ее была такой же вымученной, как у брата. — Пусть говорят что угодно. Обидеть Плута я не позволю.
Родерик и Каролина вышли из гостиной; пес, ободренный спокойным голосом хозяйки, преданно потрусил следом.
Я посмотрел на миссис Айрес: сейчас она казалась невероятно усталой. Мы впервые остались наедине, и я подумал, что лучше мне уйти; тем более день получился длинным и я тоже устал.
Но она слабо махнула рукой:
— Пожалуйста, сядьте в кресло, а то мне приходится задирать голову.
Я подошел к камину.
— Боюсь, вся эта история вас ужасно потрясла, — сказал я, опускаясь в кресло.
— Да уж, — тотчас ответила миссис Айрес. — Всю ночь не сомкнула глаз и думала о бедном ребенке. Надо же, чтобы такое случилось именно здесь! И потом…
В смятении она крутила кольца на пальцах, и мне захотелось взять ее за руку, чтобы успокоить.
— Понимаете, еще я очень беспокоюсь о Родерике, — с трудом выговорила миссис Айрес.
— Да, он явно не в себе. — Я посмотрел на дверь. — Неужели все это так сильно его расстроило?
— Вчера вы ничего не заметили?
— Вчера? — Разыгравшаяся здесь драма затмила другие события, но теперь я вспомнил: — Вы посылали за ним Бетти…
— Бедняжка, она перепугалась и прибежала за мной. Он был… такой странный.
— То есть? Ему нездоровилось?
— Не знаю, — замялась миссис Айрес. — Сказал, разболелась голова. Но выглядел он ужасно: полуодетый, весь в испарине и дрожал как осиновый лист.
Я пристально посмотрел на нее:
— Он был… пьян?
Спрашивать было неловко, но ничего другого в голову не пришло. Ничуть не смутившись, миссис Айрес покачала головой:
— Нет-нет, дело не в том, я уверена. Не знаю, что произошло. Сначала он просил побыть с ним и схватил мою руку, точно маленький. А потом вдруг передумал и велел мне уйти. Чуть ли не вытолкал из комнаты. Я сказала Бетти, чтобы дала ему аспирин. В таком виде он не мог появиться перед гостями. Пришлось выдумать оправдание. Что еще мне оставалось?
— Надо было позвать меня.
— Я хотела, но он бы не позволил. Естественно, я думала о том, как это будет выглядеть. И еще боялась, что он появится в зале и устроит сцену. Сейчас я почти жалею, что он не пришел. Тогда бы бедная девочка…
Голос ее осекся. Повисло тягостное молчание, и я вновь вспомнил вчерашний вечер: лязг собачьих зубов, вскрик и булькающий вой. В то время с Родом творилось что-то неладное, и он не нашел в себе сил выйти из комнаты, хотя наверняка слышал поднявшуюся суматоху, когда я нес девочку в кухню, чтобы зашить ее щеку. Думать об этом было тяжело.
Я взялся за подлокотник:
— Может, я с ним поговорю?
— Не надо! — подалась вперед миссис Айрес. — Вряд ли он захочет.
— Что в этом плохого?
— Вы же видели, нынче он сам не свой: весь дерганый, подавлен. И так весь день. Я буквально умолила его посидеть с нами. Каролина не знает, в каком состоянии он был вчера. Думает, у него разыгралась мигрень и он улегся в постель. Наверное, ему стыдно. Я… ох, доктор, я все время вспоминаю, каким он вернулся из госпиталя!
Она опустила голову и вновь принялась вертеть кольца.