Стоя в пятачке тусклого света из приотворенного ставня, мы говорили сдавленным шепотом, и тут за моей спиной что-то тихо щелкнуло. Казалось, звук исходит из густой тени. Я смолк. Мы испуганно обернулись к двери. Щелчок повторился, дверная ручка медленно повернулась. Полумрак и наше взвинченное состояние весьма способствовали тому, чтобы это показалось зловещим. Беззвучно ахнув, Каролина прижалась ко мне. Дверь медленно распахнулась, в проеме возник силуэт Родерика; в первую секунду мы облегченно вздохнули, но, разглядев выражение его лица, отпрянули друг от друга.
Полагаю, вид у нас был виноватый, что вполне соответствовало внутреннему ощущению.
— Я слышал, как вы подъехали, доктор, и ничуть не удивлен, — холодно сказал Родерик, а затем обратился к сестре: — Чего он тебе наговорил? Мол, я ненормальный, псих, или что? Наверное, и матери то же самое наболтал.
Я опередил Каролину с ответом:
— Вашей матери я пока ничего не сказал.
— Как вы любезны! — Он смотрел на сестру. — Знаешь, он дал слово, что никому не скажет. Теперь ясно, чего стоит докторское слово. По крайней мере, слово такого врача.
— Родди, мы за тебя тревожимся, — сказала Каролина, игнорируя его язвительность. — Ты сам знаешь, что ты не в себе. Пожалуйста, войди, не надо, чтобы мама или Бетти нас слышали.
Помешкав, Родерик вошел в комнату и привалился спиной к двери.
— Значит, ты тоже думаешь, что я свихнулся. — Голос его был бесцветен.
— Я думаю, тебе нужен отдых… перерыв, чтобы на время уехать.
— Уехать? И ты туда же! Почему все хотят меня сбагрить?
— Мы лишь хотим тебе помочь. Наверное, ты болен, надо лечиться. У тебя вправду были… видения?
— Ну совсем как в госпитале! — Он раздраженно потупился. — Если вы собираетесь беспрестанно приглядывать за мной, хлопотать и нянькаться…
— Скажи, Род! Ты вправду веришь, что в доме… есть нечто, желающее тебе навредить?
Родерик помолчал и, взглянув на сестру, тихо спросил:
— А как ты думаешь?
К моему удивлению, Каролина отвела взгляд.
— Я… не знаю. Но я боюсь за тебя.
— Боишься? Так вам и надо бояться. Но не за меня. И не меня, если это вас тревожит. Как вы не понимаете? Только благодаря мне дом еще не развалился на куски.
— Я знаю, вы так считаете, Род, — сказал я. — Но если разрешите вам помочь…
— Значит, вот как вы понимаете помощь? Прямиком рванули к сестре, хотя сами
— Да, так я понимаю помощь. Я бессчетно прокручивал в голове нашу встречу и пришел к выводу, что вы не в состоянии сами себе помочь.
— Неужели не понимаете? Как можно не понимать после того, что я вчера рассказал? Я не о
Род сложил руки на груди и сгорбился, надувшись, точно школьник, который пытается оспорить плохой табель. Жуткая суть нашего разговора, мгновенье назад еще столь ощутимая, стала ускользать. Заметив огонек сомнения, мелькнувший в глазах Каролины, я шагнул к Родерику:
— Поймите, мы очень обеспокоены. Так не может продолжаться.
— Я не хочу об этом говорить, — твердо сказал он. — Это бессмысленно.
— Вы больны, Род. Нужно точно диагностировать болезнь, и тогда мы ее вылечим.
— Все мое нездоровье лишь от вас и вашей слежки! Если б вы оставили в покое меня и нашу семью… Но вы двое сговорились против меня. Вся эта болтовня насчет моей ноги и услуги больнице…
— Как тебе не стыдно! — воскликнула Каролина. — Доктор Фарадей оказал нам любезность!
— И сейчас оказывает?
— Род, прошу тебя.
— Кажется, я уже сказал: не хочу об этом говорить.
Родерик вышел из библиотеки. Он так хлопнул тяжелой старинной дверью, что из трещины в потолке заструилась пыль, а два чехла соскользнули с полок и заплесневелой грудой улеглись на полу.
Беспомощно переглянувшись, мы с Каролиной стали водружать на место упавшие полотнища.
— Что же нам делать? — спросила она, закрепив чехол. — Если он и впрямь так болен, но не хочет нашей помощи…
— Не знаю, — ответил я. — Ей-богу, не знаю. Остается лишь наблюдать за ним и пытаться вновь завоевать его доверие. Боюсь, это выпадет на вашу долю.
Каролина кивнула и, чуть помявшись, спросила:
— Может, вы все-таки ошиблись? Он выглядит… вполне разумным.
— Согласен. Но видели бы вы его вчера… Хотя и тогда он говорил связно. Поверьте, мне еще не приходилось видеть такого странного сочетания здравомыслия и бреда.
— А вы не думаете, что в его словах… есть доля правды?
Я вновь удивился, что она допускает такую возможность.
— Мне очень жаль, Каролина. Невероятно тяжело, когда подобное случается с тем, кого любишь.
— Да, наверное, — промямлила она, сплетая пальцы.
Я заметил, что она дрожит.
— Вам холодно?
— Нет, — покачала она головой. — Страшно.
Я неуверенно взял ее руки, благодарно шевельнувшиеся в моих ладонях.