Маленький ныряльщик

Вода впереди знакомо вскипает и торпеда уходит, оставляя мощный пузырящийся след. Отклоняется чуть вправо, но на такой дистанции мимо цели не пройдёт. А мы тоже удаляемся от места взрыва, налегая на педали изо-всех сил. Не так уж много успели спятиться -- метров двадцать всего побежали и тут перед нашими глазами возник могучий баобаб взрыва. В воздух столько всего взлетело, что я тут же нырнул кормой вперёд. Не понял, в какой момент догнала нас взрывная волна -- это всё произошло одновременно. Но шлепки по воде от падающих предметов различались ещё несколько секунд. Мы тут же перестали налегать и вскоре снова выглянули. Жертвы нашей на месте уже не было, а пара соседей заметно кренились. Кажется, перепало и им.

Впервые мне удалось наблюдать действие собственного детища. Страшноватенько, признаюсь.

- Так что, Пётр Семёнович, с победой.

- Взаимно, Степан Осипович, взаимно. Идёмте однако искать встречное течение.

- Как прикажете.

Мы уже под водой. Выходим прямиком на середину пролива и последний раз оглядываемся по сторонам. В городе наблюдается какое-то оживление. Северный ветер отлично чувствуется -- слышно его действие на мембраны передних звукоуловителей. Винты остановлены и я осторожно настраиваю лодку на минимальную отрицательную плавучесть. Пассивно погружаемся, каковое действо чаще всего определяют словом "тонем".

Десять метров. Ещё светло, хотя поверхность воды уже не выглядит как что-то определённое. Мутно.

Двадцать метров. Сумерки.

Тридцать метров. Густые сумерки.

Сорок метров. Глубина перестала возрастать. Вверху светлее, чем внизу, но ничего кроме этого различить мы не способны. Шторм всё настолько перебаламутил, что говорить о какой-то прозрачности я бы не решился.

- Мы не движемся, Пётр Семёнович?

- Относительно воды -- нет. Но сама вода несёт нас на север в Черное море. Часа четыре никаких развлечений, корме слежения за глубиномером, предложить вам не могу. Сам же я, с вашего позволения, вздремну.

- Как же вы будете проводить наполнение дыхательного мешка, если заснёте?

- Я так много времени провёл с ним, что управление клапаном стало у меня рефлексом. Готовился ведь и к многосуточным походам. Тренировался, сживался. Вот и пригодилось.

- А отчего мы перестали погружаться, позвольте спросить?

- Встречное течение имеет более высокую солёность, отчего вода в нём плотнее. Разница в абсолютном исчислении невелика, но наш корабль очень чувствителен к подобным изменениям, когда хорошо уравновешен.

Забавно, знаете ли, давать объяснения человеку, который сам изучал это явление. Немного позднее, как я понял. Потому что в данный момент о нём не знает.

- А почему мы не помогаем движению, позвольте полюбопытствовать? - неугомонный он всё-таки. Хотя, только что ведь впервые в жизни провёл успешную атаку с подводного корабля.

- Потому что не только ничего не видим, но и не имеем представления о том куда двигаться. Всплывать для ориентации -- значит попадать во встречное течение и терять много времени. Кроме того, сам процесс всплытия должен быть плавным, потому что в крови у нас растворяется азот -- мы ведь под давлением пять атмосфер. Так уж наша лодка устроена. И от этого азота кровь должна избавляться постепенно, чтобы не вскипела. Я не помню точных значений, но при подъёме на каждые двадцать метров станем по часику оставаться на достигнутой глубине. И будем уповать. И на то, что течение нас об скалу не ударит, и что кровь не закипит.

Ну вот, вроде, угомонился.

***

- Пётр Семёнович, четыре часа прошло, - протяжный зевок в загубник. Да уж, досталась Макарову вахта. Кажется, подобный вид пытки называется сурдокамерой. Это когда тишина и ничего не происходит.

Будь я один -- спал бы, наплевав на возможные опасности. Всё равно ничего с ними не поделаешь.

Смотрю на глубиномер -- сорок пять метров. Ничего страшного. Даю самый малый ход курсом на север и, поднявшись до тридцати метров, выхожу на горизонталь. А тут куда как веселей. Вода заметно прозрачней и виден не только нос лодки, а даже какая-то перспектива открывается. Так и идем черепашьим шагом. Всё-таки на душе спокойней, если уверен, что не влепишься ни во что с неизвестной скоростью. На всякий случай выдерживаем это режим полтора часа. Это я после Батумского похмелья осторожничаю, подозревая, что меня тогда прихватила кессонка. Ещё полтора часа на двадцати метрах и столько же на десяти. Подумал немного -- и ещё на полчаса задержался на пятиметровой глубине. Ну и всплываем. А где берега? Куда нас вынесло-то.

Ещё раз смотрю на часы -- всё верно, ровно девять часов прошло с тех пор, как мы погрузились в пучины Босфора в аккурат напротив входа в слепую кишку Золотого Рога. А тут море вокруг без конца и без краю.

Описываю плавную окружность покачиваясь на всё еще неспокойной после шторма воде.

- Ост-Норд-Ост фок мачта "Великого князя Константина", - звучит в переговорном устройстве голос Макарова. - С вами Петр Семёнович куда угодно отправляться не страшно. Обязательно домой доставите, - а вот это уже признаки отходняка. Этакое веселье после боя. Да мы оба, конечно, нервничали.