Маленький оборвыш

Сэм поднял фонарь так, что калека мог ясно видеть меня. Я также рассмотрел бедняка. По росту это был мальчик лет шестнадцати. Он был одет в черные лохмотья и сидел, съежившись, на корточках, опираясь одною рукою на груду мешков, служившую ему постелью, а другою откидывая с глаз волосы.

– Простите меня, пожалуйста, сэр, – обратился он ко мне смиренным голосом, – я от боли иной раз сам себя не помню. Надеюсь, я вас не зашиб?

Прежде чем я мог ответить, Сэм разразился громким хохотом.

– Чудесно, великолепно! – воскликнул он. – Он и меня надул, только, конечно, не так хорошо! Дурачина ты! Совсем он не «сэр» и не сын лорда. Он просто мальчик, которого отдали сюда в ученье.

– В ученье? – с удивлением переспросил Паук. – Вот так штука!

– Что же тут удивительного? – вмешался я. – Отчего же я не могу учиться и сделаться трубочистом?

– Да чему же ты будешь учиться, когда у хозяина нет никакой работы и он совсем не чистит труб.

– Мне все равно, – беззаботно отвечал я, – я буду делать то, что другие мальчики! У вас у двоих какая работа?

– Паук совсем ничего не делает, – пояснил Сэм. – Хозяин давно бы отослал его, да нельзя: он взят по контракту на семь лет. А я по утрам хожу иногда с хозяином и с Недом Перксом на машинную работу, только это совсем пустячное дело. Все заведение держится ночною работой по деревням. Я езжу с хозяином и с Недом, присматриваю за тележкой.

– Что же это за работа по деревням? – полюбопытствовал я. – Надо там лазать по фабричным трубам?

– Не знаю, куда там лазать, я думаю – никуда, – отвечал Сэм.

– И сажи они домой не привозят! Не понимаю, что это за поездки! – сказал Паук, снова морщась от боли.

Он лег на постель и начал охать и стонать. Прежде чем боль его сколько-нибудь стихла и мы могли продолжать интересный для меня разговор, раздался голос мистера Бельчера, звавшего меня к себе. С помощью Сэма я нашел дорогу к задней двери дома, и оттуда мой новый хозяин привел меня в гостиную.

Там сидела толстая смуглая женщина, которую я безошибочно принял за миссис Бельчер, а на столе расставлены были хлеб, масло и лук. Миссис Бельчер встретила меня не очень дружелюбно:

– Эй, ты, мальчик, как тебя зовут?

– Джим.

– На, поужинай, если хочешь. Это не какие-нибудь куропатки с яблочным соусом, которыми тебя, может быть, потчевали другие, но у нас лучшего не жди!

– Благодарю, – отвечал я примирительным голосом. – Я очень люблю хлеб с маслом и с луком.

– Еще бы! Я думаю, всякую еду любишь! Мало нам было, что одна праздная собака ела наш хлеб! Еще этого шалопая…

– Ну, полно, перестань! – остановил свою жену мистер Бельчер. – Ведь твоя сестрица не знала наших дел. Кабы все шло по-старому, нам бы нипочем взять к себе мальчика. А тебе, пожалуй, хотелось, чтобы я ей все рассказал.

– Вот выдумал! – вскричала миссис Бельчер. – Да по мне лучше с голоду умереть…

– А ты больше болтай при мальчишке, который только что приехал в дом! – с усмешкой проговорил мистер Бельчер. – Ешь себе, Джим, – прибавил он, обращаясь ко мне. – Хозяйка сегодня немножко не в духе, ей пора спать, она устала.

Я понял намек и поспешил скорее покончить с большим куском хлеба, отпущенным мне на ужин.

– Ну, теперь иди спать, – сказал мне мистер Бельчер, когда Я объявил ему, что готов. – Ты найдешь дорогу назад в кухню, там у меня спят все мальчики, там тепло и хорошо. Устрой себе отдельную постель, мешков хватит на всех вас. Прощай, утром можешь не вставать, пока тебя не позовут.

– Ты дал ему рабочее платье? – спросила миссис Бельчер.

– Ах, я и забыл. Вот оно, – сказал хозяин, подавая мне из угла черный узел. – Рубашку и сапоги оставь свои, а остальное платье сверни хорошенько и принеси мне завтра утром.

Я взял узел, пожелал хозяевам спокойной ночи и отправился назад в кухню.

XVI Паук и его собака. – Таинственная сажа

Огонь в кухне еще горел, фонарь был прицеплен к гвоздю, вбитому в одну из перекладин потолка. Паук лежал свернувшись, рядом со своей маленькой собачонкой, но Сэма я нигде не видел. Без него я не знал, куда и как мне лечь, и потому я искал его всюду глазами. Вдруг совсем близко от меня раздался сонный полушепот:

– Смотри, кто последний ложится, тот и свечу тушит.

Я взглянул вниз и увидел Сэма. Он лежал на куче черных мешков; мешок, сложенный вдвое, служил ему подушкой; шапка его, вся замазанная сажей, была надвинута на уши так, что из всей его фигуры я мог рассмотреть только белые зубы и белки глаз.

Удивительно, как скоро человек привыкает к роскоши!

Если бы в запрошлую ночь, когда я дрожал от холода в телеге, кто-нибудь предложил мне переночевать в теплой кухне на куче мешков и для этого пройти семь или восемь миль, я согласился бы с радостью.

Теперь же, проспав одну ночь на диване у миссис Уинкшип, я уже с отвращением посматривал на грязную постель Сэма.

– Куда же мне ложиться? – печальным голосом спросил я.