Маленький оборвыш

– Ах, вот ты где! – произнес он голосом ласкового упрека. – Экий ты нехороший, непослушный мальчик. Как тебе не стыдно ходить в такие дурные места, когда ты знаешь, что твоя добрая тетенька терпеть этого не может! Неужели ты никогда не отстанешь от дурных знакомств? А ты, мальчишка, – обратился он к Рипстону, – если ты еще раз вздумаешь совращать его с пути, я сведу тебя в полицию. Убирайся прочь!

Я был так поражен неожиданным появлением Гапкинса, что не мог выговорить ни слова, Рипстон, очевидно, удивленный его щегольским нарядом и повелительным тоном, смотрел то на меня, то на него, широко открыв глаза от удивления.

– Ну, если ты не хочешь идти со мной, Смиф, – проговорил он наконец, – так прощай.

– Прощай, Рип! Мы, может быть, скоро увидимся.

Он пошел дальше, и я видел, что он несколько раз оборачивался и смотрел на меня все с тем же удивлением.

– С каким это негодяем я тебя встретил? – спросил Джордж, не снимая руки с моего плеча и увлекая меня в сторону улицы Кэт.

– Он не негодяй, он честный мальчик, – отвечал я.

– А если он честный мальчик, так чего же он связывается с такими воришками, как ты? – насмешливо заметил мистер Гапкинс. – И тебе что за надобность знаться с честными мальчиками? Ты должен помнить свое дело и не забывать, что работаешь на меня.

Я был так смущен, что не нашелся, как ответить ему. Он снял руку с моего плеча, я мог убежать от него и догнать Рипстона. Эта мысль мелькнула у меня в голове. Но я не имел сил привести ее в исполнение.

Джордж Гапкинс наводил на меня необъяснимый страх, я не смел ни на шаг отставать от него.

– О чем же это ты разговаривал с честным мальчиком, когда я вас встретил? – спросил он.

– О прежней жизни, – отвечал я.

– О прежней жизни? Когда ты был честным мальчиком?

– Нет, когда он был нечестным.

– А, так он не всегда был честным, Джим? Что же он делал?

Я чувствовал, что поступаю дурно, выдавая своего старого приятеля, но я не смел противиться своему хозяину.

– Мы с ним вместе занимались воровством на рынке в Ковентгардене, – отвечал я, – и жили вместе под Арками.

– Вот что! А теперь где же он живет? Что он делает?

– Он работает.

– Работает? Возится с какой-нибудь грязной тяжелой работой, бедный мальчуган! И много он зарабатывает?

– Восемнадцать пенсов в неделю.

– И за это он должен трудиться целые дни, как лошадь, и ходить в грязи с самого утра понедельника и до позднего вечера субботы. Знаешь, сколько он всего получит в год? Три фунта восемнадцать шиллингов.

– Ну, что же, это не мало.

– Не мало за целый год работы! А знаешь, сколько было денег в бумажнике, который ты сегодня добыл? Двадцать семь фунтов! То, что он заработает в семь лет. Что бы он сказал, если бы знал, что ты в одну минуту, не пачкая рук, можешь заработать столько, сколько он в семь лет! Я думаю, он счел бы свою жизнь очень несчастною!

– Может быть, он сказал бы, что лучше получать меньше, да зато… без опасности, – несмелым голосом заметил я.

– Ну, конечно, хорош виноград, да зелен! Слыхал эту басню, Джим? Так сказала одна лисица, когда ей не удалось достать сочную виноградную кисть. Я не хочу, чтобы ты слишком много о себе мечтал, Джим, но ты должен понимать, что без ловкости, без таланта нельзя сделать ту штуку, какую ты сделал сегодня. А у того бедного мальчугана ловкости-то, должно быть, не хватает, вот он и принимается поучать других. Ведь он поучал тебя, правда?

– Не знаю, как сказать. Он рассказывал мне, как он переменился, и все такое.

– Ну да, и как ему теперь хорошо живется, и как ему страшно подумать о прежней жизни. Известное дело. А ты что ему говорил?

– О чем?

– Обо мне.

– Ничего!

– Что?!

В это время мы пришли в пустынную, безлюдную часть города.

Произнеся последнее восклицание, мистер Гапкинс вдруг повернулся ко мне и посмотрел на меня с таким видом, как будто удивился, что я осмеливаюсь отрицать очень хорошо известную ему вещь.

Если бы я действительно говорил о нем, я не мог бы выдержать его взгляда. Теперь же я смело посмотрел ему в глаза и повторил:

– Я ни слова не говорил о вас.

Он вдруг захохотал.

– Еще бы! – вскричал он. – Еще бы ты вздумал говорить обо мне первому встречному мальчишке в театре. Это было бы отлично!

И он продолжал смеяться, будто в словах его было что-нибудь особенно забавное.

– Вот что я тебе скажу о том мальчике, о котором у нас шла речь, – заговорил через несколько минут Гапкинс. – Он просто дурак, ничего больше. Конечно, он в этом не виноват, но он дурак, это несомненно.