Маленький отель на Санторини

Я касаюсь руками неравномерного загара Руслана, провожу пальцем по плечу, очерчивая границу между белой и шоколадной кожей. А Руслан скользит ладонями по моим плечам и спускается к груди – повторяя контуры купальника. Я не загорала и не купалась с тех пор, как мы вместе провели день на пляже на Крите.

А потом мы ныряем в прохладную постель – как в море, и я растворяюсь в ласках Руслана – поначалу нежных и осторожных, а затем все более страстных и неистовых, как накатывающие на берег волны. Выше, больше, сильнее – и вот уже мы оба взмываем на гребень цунами, которое уносит нас к облакам, а затем швыряет обратно на землю – обессилевших от любви, но как будто рожденных заново. Уже не половинками, а единым целым.

Глава 40

В постели мы проводим остаток дня, всю ночь и засыпаем только к рассвету, а просыпаемся ближе к полудню.

Я варю нам кофе, и мы перемещаемся на террасу наверху – на случай, если меня будут искать постояльцы. А пока на террасе, у пышно цветущей бабушкиной бугенвиллеи, мы одни и можем насладиться романтическим завтраком после ночи любви, которая наконец-то случилась.

– В октябре, когда закончится сезон, поедем в Питер, – планирует наше будущее Руслан.

– Не хочешь остаться со мной на Санторини? – предлагаю я. – Туристы уедут, отель будет полностью наш.

– Мне нужно развестись с Лизой. Чтобы потом жениться на тебе.

– Это что, предложение? – насмешливо уточняю я.

– Ну кто так делает предложение? – Руслан качает головой. – Сначала разведусь, а уже потом сделаю по всем правилам. Поженимся в Питере, а потом, если хочешь, повторим церемонию на Санторини.

– У меня уже есть свадебные фотки с тобой, – смеюсь я, вспоминая нашу рекламную фотосессию.

– Это не считается, – возражает Руслан. – Это было не по-настоящему. Какую свадьбу ты хочешь?

– Тихую и романтичную, только для нас двоих. Родных у меня все равно нет. Если только ты захочешь позвать на банкет своих?

– Ну нет, – он со смехом мотает головой. – Скромная церемония меня вполне устроит.

Какое-то время мы просто глазеем на небо и на море и наслаждаемся тишиной и покоем.

– Я так счастлива здесь с тобой, – шепчу я Руслану, – что мне больше ничего не нужно.

Он тянется ко мне, чтобы поцеловать, но резкий стук в дверь рецепции заставляет нас вздрогнуть и отпрянуть друг от друга.

– Кого-то ждешь? – спрашивает Руслан.

– Нет, но это могут быть туристы.

Приходится разорвать наши объятия и бежать открывать.

Распахнув дверь, я с удивлением вижу на пороге целую толпу. Впереди стоит низенькая седая гречанка в темно-синем платье и платке, а ее окружают греки всех возрастов, чем-то похожие друг на друга, как родственники. Похоже, они пришли в гости и ошиблись адресом.

– Вероника? – громко вопрошает старушка, с любопытством меня рассматривая.

Я растерянно киваю, недоумевая, зачем им понадобилась.

– Матерь божья! – восклицает она по-гречески. – Как похожа на Афину!

Ее морщинистое лицо озаряет солнечная улыбка, которая кажется мне смутно знакомой.

– Деточка моя! – Она заключает меня в объятия. Ее пышная грудь прижимается к моей талии, а лицо оказывается как раз на уровне моей груди. – А худенькая какая! – Она ощупывает мою спину и задирает на меня голову. – И высокая! В Панайотиса!

– Вы знали моего дедушку? – взволнованно спрашиваю я.

– Знала ли я Панайотиса! – громко восклицает старушка. – Да я его кузина! И твоя двоюродная бабушка! Зови меня бабушка Эвридики. А это мои дети и внуки, – она кивает на окружающих ее людей, и до меня доходит, что они все – мои родственники.

– Проходите, – я сторонюсь, приглашая их внутрь.

Первой порог переступает бабушка Эвридики, а за ней входят все остальные. Небольшое помещение рецепции моментально заполняется людьми и голосами. Меня обступают со всех сторон, подходят обниматься, с улыбкой называют свои имена. Их так много, что я даже не пытаюсь запомнить.

– Откуда же вы взялись? – ошарашенно спрашиваю я, разглядывая целую толпу своей греческой родни.

– С Крита, – объясняет бабушка Эвридики. – Может, слышала, что у Панайотиса была тетя Пенелопа оттуда?

– Бабушка Афина и дедушка Панайотис ездили к ней на Крит, чтобы провести выходные после свадьбы, – вспоминаю я самую первую запись из ее дневника.

– А я ее дочь! – говорит бабушка Эвридики. – Мы только недавно узнали от знакомых с Санторини, что у Афины объявилась внучка, которая теперь управляет отелем. И сразу приехали, чтобы тебя повидать!

Мой взгляд скользит по улыбающимся загорелым лицам – незнакомым, но родным мне по крови. Передо мной – большая греческая семья, и я пытаюсь осмыслить, что теперь это и моя семья тоже. От счастья перехватывает дыхание. Я думала, что со смертью Афины и Костаса у меня больше не осталось родных. Но я не учла родню со стороны дедушки. А ведь если бы я продала отель и вернулась в Москву, мы бы так никогда и не встретились.

Бабушка Эвридики замечает за спинами родных Руслана и с любопытством спрашивает:

– А кто этот красивый мужчина, Вероника?

– Это Руслан, – я запинаюсь, не зная, как обозначить его статус – парень, любимый, жених?

Тогда он сам отвечает по-гречески:

– Будущий муж!