– Твоя бабушка была моей первой любовью. Она была потрясающей красавицей, как ты сейчас. Я мечтал на ней жениться, но она выбрала твоего деда, Панайотиса.
Мне хочется узнать, почему, но об этом я лучше спрошу у бабушкиной подруги Филомены, а не у отвергнутого поклонника, во взгляде которого даже много лет спустя сверкают ревность и тоска.
– Несмотря на это, мы дружили всю жизнь. Она заходила в мой ресторанчик, когда бывала в Фире, а я заглядывал к ней в отель.
Одиссей прерывает свой рассказ, когда его внук-официант приносит бутылку белого вина и разливает на три бокала.
– Это мосхофилеро, – объясняет Одиссей. – Любимое вино твоей бабушки.
Я задерживаю взгляд на внуке, пытаясь представить его деда молодым и влюбленным в мою бабушку.
– Что бы ты хотела на обед, Вероника? – интересуется старший Одиссей. – Мясо, рыбу?
– Лучше рыбу.
– Как Афина, – старик лукаво улыбается, как будто я сдала тест на ДНК. – Она всегда хвалила мою рыбу на гриле. А еще наш фирменный салат и пахлаву. Я попрошу принести их для тебя тоже.
Затем он спрашивает, что будет мой спутник, и его внук, приняв заказ, уходит.
– За знакомство! – произносит тост Одиссей.
Мы со звоном скрещиваем бокалы. Я отпиваю глоток прохладного белого вина, которое любила моя бабушка, и ловлю на себе пристальный взгляд Одиссея.
– Мы дружили много лет, но Афина никогда не говорила, что у нее есть внучка, – старик выглядит обескураженным и задетым, и я спешу его успокоить:
– Бабушка Афина сама не знала обо мне.
– Как же так? – восклицает он.
Я рассказываю свою историю, Стефанос переводит, а старик качает головой и охает:
– Значит, ты ни разу не видела свою бабушку? Как жаль! Она была бы счастлива узнать, что у нее есть внучка. И такая красавица! Афина очень грустила, что Костас не женился и не подарил ей внуков. Мы с ней даже мечтали породниться через наших детей. Ее сын и моя дочь София были ровесниками. Моя София была влюблена в твоего отца, но он не ответил ей взаимностью. Как и твоя бабушка мне когда-то. Видно, не судьба.
Старик грустно улыбается, а я прошу:
– Расскажите, какой была моя бабушка.
– Она была очень красивой. Очень смелой. Очень умной. Очень упрямой. У нее было мнение обо всем на свете, и ее было невозможно переспорить. Она была очень предана своему мужу и всю жизнь хранила ему верность.
Я вздергиваю бровь: уж не пытался ли этот седой ловелас соблазнить мою замужнюю бабушку? Но Одиссей уже меняет тему:
– Она всю себя отдавала работе и очень любила свой отель. Переживала, что Костас не хочет возвращаться на остров, чтобы заниматься отелем. Выходит, теперь ты продолжишь дело Афины?
Старик пытливо смотрит на меня, а я отвожу глаза – не могу ему врать, ведь я еще не решила. Он чувствует мою неуверенность, поэтому горячо говорит:
– Не продавай отель, Вероника. Сохрани память о своей бабушке Афине.
– Я попробую, но не знаю, получится ли…
– У тебя все получится! – уверенно заявляет Одиссей. – Ты внучка Афины, ее плоть и кровь.
– Но я никогда не занималась этим раньше.
– Афина говорила, что лучше сделать и пожалеть, чем жалеть о том, чего не сделал, – задумчиво говорит Одиссей и переводит взгляд на море.
О чем сожалеет он сам? О том, что юная Афина ответила ему отказом и он прожил жизнь с другой женщиной?
– Знаешь, когда твой дедушка умер, я уже был вдовцом. Я предлагал Афине пожениться, – внезапно признается он, – и провести старость вместе. Но Афина отказала мне второй раз.
К нашему столику с подносами подходят его внук и незнакомая женщина лет пятидесяти. Она ставит передо мной салат и рыбу. Для простой официантки она держится слишком горделиво и одета по-деловому – белая блузка, синяя юбка-карандаш. На шее – нитка жемчуга, белизна которого подчеркивает загорелую кожу, на губах – безупречная красная помада.
– А это моя София, – с гордостью представляет старик свою дочь. – Одиссей – ее сын.
Я с интересом смотрю на ровесницу отца, которую бабушка прочила ему в невесты. Она все еще довольно хороша, несмотря на морщинки у глаз, и сохранила стройную фигуру. Увядающая греческая роза, с оливковой кожей, бархатными карими глазами и гладкими черными волосами, стянутыми в низкий пучок. В восемнадцать она наверняка была прелестной девушкой, и мне остается только гадать, почему мой отец ей не увлекся, учитывая, что их семьи близко общались и молодые люди наверняка часто виделись.
Одиссей представляет меня дочери. София с любопытством поворачивает голову ко мне, в карих глазах с длинными черными ресницами вспыхивает любопытство. Она задает вопрос по-гречески, а Стефанос переводит мне:
– Ты дочь Костаса?
– Ты не говоришь по-гречески? А по-английски? – София переходит на английский. – Но где же ты была раньше?
Я коротко пересказываю ей свою историю, и она пораженно качает головой. Потом, спохватившись, ссылается на дела, желает нам приятного аппетита и уходит, цокая каблуками. Спина у нее ровная, как у балерины, а походка – твердая и быстрая. Вот кто настоящая хозяйка ресторана сегодня. Старик Одиссей может спокойно уйти на покой – его дочь достойно продолжит семейное дело.