Конечно, мы не расставались и вне школы - болтали по телефону, гуляли, бегали друг к другу в гости, благо наши дома находились рядом. Наш тройственный союз особенный, нам никто больше не был нужен.
Иногда случались коллективные походы с классом или с какими-нибудь мальчиками в кино, многолюдные игры во дворе. Большими компаниями справляли дни рождения. Но когда нас оставалось только трое, приходило особенное чувство доверия, покоя и то бесценное в дружбе, когда можно вместе молчать без всякой неловкости и не ощущать скуки.
...Одна уставилась в зеркало и с досадой разглядывает подлый прыщ на лбу, другая ушла в себя, угнездившись в диване, задумалась и наматывает на палец бахрому пледа, третья, глядя в окно, любуется, опёршись руками о подоконник, падающим снегом, при этом что-то тихонько напевает, выделывая танцевальные па ногами в тёплых шерстяных носках. Зима, смеркается рано, в комнате заметно потемнело, на улице зажглись фонари. И свет от ближайшего падает через окно на пол скособоченным квадратом, делая наши лица слегка голубоватыми, а скучной обстановке маленькой комнаты придавая волшебную таинственность.
- Включите кто-нибудь люстру! - требует Люда, измучившись оценивать размеры бедствия в виде прыща, чтобы, наконец, решить - выдавить или подождать?
- Зачем? И так хорошо, - негромко отвечает Марина, глядя изумрудными глазами на улицу и приступая к чарльстону.
- Ага... И так хорошо, - отзываюсь я из глубины дивана, убаюканная теплом пледа, Марининым напевным шёпотом, подступающей зимней ночью.
- А мне ни фига не видно! - сердится Люда.
- Малюдки! Заткнитесь, пожалуйста, - мирно прошу я подружек, чувствуя, что сейчас сладко задремлю.
У кого из нас дома это было - с зеркалом, с пледом и окном? Не помню. Сколько набралось похожих эпизодов за десять лет - тысячи. Мы часами торчали друг у друга в гостях, вместе делали уроки, наши родители любили и привечали каждую, и этой дружбе никогда не должен был прийти конец. По всем законам жизненного жанра.
Ах, как однажды мы смешно поссорились! Вернее, ссорилась я с Мариной, а Людка пыталась нас примирить. Случилось это классе в пятом, причина уморительная: мы возвращались из кино, посмотрев какой-то полнометражный японский мультфильм, заставивший нас переживать и даже всплакнуть ("Принцесса подводного царства", что ли?). И я, находясь под впечатлением, в волнении и с горящими щеками, воскликнула:
- Как они здорово это делают! Почему наши так не умеют?
И вдруг Маринка, всхлипнув последний раз, откашлялась и патриотично заявила:
- У нас прекрасные мультики, я их очень люблю!
Ведь права была, но на меня нашло дурное. И уж нашло, так нашло!
- Какие? - прищурилась я. - Дурацкий волк с зайцем, да? Гыгыгы, как смешно, тупой волк бегает за придурочным зайцем!
Накрыло и Маринку.
- А я люблю "Ну, погоди!". И что? И ещё много люблю, например, пластилиновые, они смешные! Тебе же тоже нравятся!
- Пластилиновые? Да, нравятся. Как шуточки. А сделать, как японцы, не могут, не могут!
- Девчонки, да ладно вам! - Людка с тревогой поглядывала на нас - сощурившихся, подбоченившихся, готовых из-за фигни сцепиться.
- Тебе просто всё наше не нравится! - воскликнула Марина.
- Зато у тебя вкус отменный! Любить "Ну, погоди!" - это ж надо! - презрительно бросила я. Сейчас вспоминать забавно - ведь фыркнули друг на друга и пошли в разные стороны! А Людка осталась стоять на месте и взывать:
- Девки, вы сдурели совсем?
Но мы с Мариной, гордые и глупые, задрав носы, разошлись, обиженные и непонятые.
На следующий день в школе на первой же перемене мы трое, озабоченно сопя, собрались у подоконника в коридоре, где штормила детская толпа, из-за которой нашего сопения всё равно не было слышно. Мы исподлобья глядели друг на друга и с минуту молчали.
- Может, хватит, а? - сердито спросила Людка, с трудом скрывая лёгкую панику - а ну как мы сейчас опять сцепимся, а разойтись уже некуда - через пять минут звонок на урок! Но мне совершенно не хотелось ссориться, вот ни грамма! И вчерашний повод казался глупым, никчёмным, весь вечер накануне я ругала себя на чём свет за идиотское упрямство на ровном месте. Я было открыла рот, но Маринка опередила на долю секунды:
- Конечно, хватит! Я лично так не могу! - она сердито мотнула головой, глядя на меня гневно-печальными глазами.
- Я тоже! - выпалила я, досадуя, что не успела первой. После этого мы все трое, как по свистку, улыбнулись. Боже, какое облегчение!
Такие вот ссоры - ерундовые, малышовые. Когда подросли, вообще перестали цапаться по какому-либо поводу: мы прекрасно изучили друг друга, знали наши слабые места и болевые точки. Маринка, скажем деликатно, была очень в меру начитана, хотя умна и сообразительна. Мы с Людкой терпеливо ей рассказывали о книжках, объясняли, кого имеем в виду, если упоминали незнакомой Марине персонаж, и никогда не попрекали её нелюбовью к чтению.