К нам подошла молодая женщина с высокой копной мелких кудряшек, в очочках в тонюсенькой оправе, в элегантных брючках, с сумкой из грубой ткани а-ля хиппи, с диктофоном и микрофоном. И - о ужас! - обратилась к нам по-английски: она де с такой-то канадской радиостанции и хотела бы, чтобы мы сказали несколько слов о романе Маргарет Митчелл, ведь западным слушателям безумно интересно, как советская молодёжь его воспринимает. Вопрос-то мы почти все поняли, а вот ответить...
- Надо по-английски? - спросил кто-то робко.
- Ес, оф коз (да, конечно)! - широко улыбнулась журналистка.
- Ой.
Повисла неловкая пауза. И вдруг...
- Ес, я кэн тел ю эбаут ит (да, я могу рассказать вам об этом)! - уверенный и звонкий голос, безупречное произношение - это кто ж среди нас такой? Я с интересом смотрела на высокую девушку в обалденных обтягивающих джинсах и джинсовой женской рубашке. Выразительные серые глаза, яркие губы, русая коса, картинно лежащая на высокой груди. Тогда я впервые как следует разглядела Полю и запоздало восхитилась.
- О! - обрадовалась канадка. - Летс степ эсайд, плиз!
Они отошли в уголок и довольно долго разговаривали. Мы во все глаза наблюдали, как наша джинсовая однокурсница бегло болтает и эмоционально размахивает руками, а журналистка, держа перед её лицом микрофон, слушает, кивает, изредка вставляя короткие реплики.
- Кто это? - спросила я у наших.
- Да Полинка же Ивашкевич! Во даёт!
Когда разрумянившаяся Поля вернулась, нас разрывало любопытство:
- И что-что-что ты ей сказала?
- Ну... сказала, что идеи свободы и независимости нынче овладели умами в нашей стране, а уж тем более сознанием молодёжи. Поэтому для нас книга безумно интересная и полезная. А кино - вообще отпад.
- И это всё на инглише? Как? Спецшкола?
- И спецшкола, - кивнула Ивашкевич, - и родители всячески поощряли, даже заставляли читать книги в оригинале - на английском. К примеру, Агату Кристи. Вот и прочитала всю. И не только Кристи...
Здорово, правда? Улыбаясь, я смотрела на Полю, поймавшую мой взгляд и очень доброжелательно и открыто улыбнувшуюся в ответ. Я показала ей большой палец. Она изобразила театральный поклон.
Когда я перестала морозиться в своём горе, мы с Полиной очень сблизились. Если припомнить, то, выходит, что примерно в один и тот же короткий период я ответила и на чувства Тимура, и на желание Ивашкевич подружиться.
Как ни странно, фильм на большом экране оказался в точности таким же, каким мы его видели на видаке.
О, видео! Отдельная тема в истории нашей молодости. У немногих избранных к тому времени появились железные волшебные ящички из Японии, с помощью которых на нас обрушилось всё западное кино за долгие десятилетия. Видеоэпоха отворила не жалкую форточку, а окно полностью: вихрь, с грохотом роняя цветы с подоконника и разбивая вазы, распахнул створки, сорвал пыльные и выцветшие от старости занавески, влетев в наш обустроенный, невольно "добровольный" от всего мира карантин. Столько свежего воздуха сразу, аж голова кружилась!
Поначалу видеомагнитофоны были мало кому доступны, но, к примеру, у Людки это счастье появилось в начале девяностого года - дядя из-за границы привёз. У Тимура намного раньше, что естественно при номенклатурном положении его родителей. Поэтому его однокурсникам, то есть, нам, было, где смотреть западные фильмы, в том числе запрещённые в Союзе по совершенно идиотским резонам.
Видеосалоны мы дружно игнорировали, они у нас считались "фу". Во-первых, слишком часто там крутили дешёвку, неинтересную для нас. Свой любимый вывод о "тлетворном влиянии их кино на наши умы" ненавистники Запада, похоже, сделали, изучив репертуар как раз видеосалонов. Бесспорно, гадких фильмов хлынуло предостаточно, но они предназначались для определённой аудитории, а потому ещё как были востребованы. Так происходит везде, во всём мире, тоже мне открытие! Каждой части общества, каждой страте - своё кино. Свои книги, театры и прочие культурные потребности. Не надо делать вид, что это не так, целый век лицемерили, надоело!
А во-вторых, смотреть в зале, пусть даже небольшом, кино на видеомагнитофоне среди чужих случайных людей казалось абсурдом! Нас, бывало, набивалось в чью-нибудь гостиную человек пятнадцать на просмотр, но все свои, приятели-однокурсники, и денег за это хозяин, конечно же, не брал.