Маленький парашютист

Ещё бы! Они с Ришей там и встречались. Последний раз ехали в ливень. До поворота вела она, напряжённо перестраиваясь, подсекая грузовики и обгоняя их по «встречке». Его руки были в готовности схватиться за руль, а ноги «нажимали» на педали, которых, к сожалению, нет перед пассажирским сиденьем обычной машины, но Феденёв чувствовал себя инструктором вождения, под ногами которого в учебном автомобиле такие педали имеются. После поста ГАИ происходила у них, слава аллаху, «смена руля». На шикарной, по его понятию, даче, оборудованной всем, что можно украсть с завода коммунального машиностроения, выросший в рабочем посёлке Феденёв мыл горячей водой посуду, пылесосил ковры, поливал растения зимнего сада, занимавшего просторную веранду с подогревом (полы, как нынче выяснилось, пора менять).

– Тебе хорошо? – то и дело спрашивала Риша, но не как любимая женщина, а как врач.

Дима Феденёв торопливо отвечал «да», хотя радость жизни у него была лишь с женщиной. Других радостей не осталось и, чаще всего, ему было безрадостно. Хотелось ему накуриться-забыться и не видеть, как цветёт и зреет этот мир. Но в тот, последний приезд в Дубки, он обрадовался так, что и по сей день радовался, но, правда, урывками, и, чем дальше, тем урывистей. Шумел листьями дождь по округе, сверкали зарницы, тревожно мигая в окнах. Они с Ришей лежали на диване, и она сказала, что, кажется, у них будет ребёнок… Он сразу ей сказал: «Я его Русланом назову. Если, конечно, родится мальчик». Вот и сегодня начался дождь, а Феденёв неожиданно обрадовался: какой же я дурак – на даче в Дубках ждёт Риша! Вот почему в городской квартире не отвечал телефон! Жаль, на даче телефона нет. Доски – предлог, они едут к ней! И тут сказал Гремучкин:

– Ничего не поделаешь, выбрала. Он лысоват, да и старше её на восемнадцать лет.

Водопад сквозь небесное сито сыпанул на крышу кабины: шоссе, как смазанное, заскользило под лысыми покрышками.

– Кто?

– Муж… теперь. Поженились, уехали на байдарке. Он не только крупный руководитель, он мастер спорта по гребле. Свадьбу играли в «Лунном» зале гостиницы «Космос»…

– А… дети… будут… у них? – спросил Феденёв, как во сне.

– Не знаю. Для себя, наверное, захотят пожить.

В сплошной лавине воды, даже словно бы под водой в каком-то «батискафе» («дворники» не справлялись) Феденёву захотелось ударить по тормозам так, чтоб занесло. Стукнуться о лобовое стекло, умереть… Вот почему: «Извини, лежу, не могу, звони». Он и надрывался. Телефон-автомат висит на стене общежитского коридора. «Выздоравливай!» – кричал он. А вскоре телефон перестал отвечать её голосом. В последние дни, издали приглядываясь на территории завода к снабженцу Гремучкину, подумывал уже спросить у него, где Риша, а, тем временем, – байдарки… Нет, вначале – «Лунный» зал, космос… А как же новый мальчишка Руслан?

…Руська видел дивные сны: другая планета, музыка, «Спейс» (фанатировал этой группой), но песню из фильма «Неуловимые мстители» тоже любил, ну, и запел, глядя на горящий кишлак. «Отставить!» – приказал капитан Безземельный. «Есть отставить, товарищ командир!» В «Школе будущего бойца» обоих научили водить машину и приёмам дзюдо. Каратистами они не стали. Дзюдоистами тоже по сути не удалось им стать. Руська никогда не мог удержать противника на лопатках (десять секунд – чистая победа). Главное: их научили стрелять. Служба, сперва мирная, проходила среди таджиков, беспрестанно возившихся с коноплёй. «Малыши-карандаши накурились анаши». Легкомысленная речь Руськи пестрела дурацкими стихами, примерами из любимых мультфильмов. В столовке (первое, второе, компот) Феденёв съедал за себя и что-нибудь «за того парня». Руська сам и отдавал, худенький, а ел мало, но возмущался понарошке: «Может, ты и рот мне салфеткой завяжешь, как Винни Пух?» Я его Русланом назову…

Поворот в «Дубки» приближался… И доченька, и папочка… Ишь, ворованные доски вези ему на дачу!.. Согласился Димка у крематория, кукушка врала, обещая ему долгую жизнь. Такого гада, как этот Гремучкин, не одним пальцем, но можно убить… Тем более, что убивать Феденёву уже приходилось. …«Полыхает гражданская война» – проникновенно, а чужая война особенно проникновенна, когда проникаешь в неё сверху на вертолёте цвета «хаки». Погрузились в БТР и вперёд на «белое солнце». «Не везёт мне в смерти», – спел Руська. Справа камни, слева камни, будто щербет из орехов, слепленных невысокими ярусами. Выехали на плато, и тут по ним выстрелили… В ответ, как в игре, появился азарт, но сквозь него нарастало нечто тошнотворное, ранее не испытанное. Снова вертолёт. Все в крови: плечо, нога, рука; в живот ранен только Руська. Со своей льющейся походкой (раз – и выплеснулся), он мог угодить под автобус в родном микрорайоне, не стоило пилить в этот жутко-южный населённый пункт. Название, когда интересовались, не сказали им, а когда рассекретили, стало уж всё равно. Руслан пить просил. «Этот парень больше не мужик», – молвил фельдшер. Прилетели. Топлёным маслом облепила жирная жара… Столовка: первое, второе, компот…