Но столовая все равно осталась все той же старой столовкой. В ней по-прежнему упорно стоял запах отходов. Остались все те поставщики, что и раньше. Сахар теперь продавали в маленьких бумажных пакетиках, чтобы удобнее было проверять запасы на складе. Салат разложили по прозрачным контейнерам. Но его раскладывала все та же старая Герти. Изменилось лишь руководство. Все та же Ада сидела за кассой — такая же миловидная, злая и неприятная. Но теперь она уже говорила:
— Не хотите ли к этому немного фруктов?
— Спасибо, не надо.
— А банан?
— Правда, не надо.
— Это полезно для здоровья.
— Не надо.
— А в апельсине есть витамин С.
— Не надо.
— Ну, тогда катись отсюда, и хорошего тебе дня.
Анна слышала вокруг себя все эти перебранки, видела, как люди, стоящие в очереди, требовали лазанью. Она слышала, как остряки дикторы прохаживаются насчет Моники Левински, Милошевича и администрации. Но она пыталась отключиться от всего этого, потому что наслаждалась разговором с Шоном. Он только что попросил ее рассказать о своей семье.
— Зачем тебе? — робко спросила Анна.
— Ну, потому что только твои взаимоотношения с матерью могут объяснить, почему ты позволяешь Пэмми плохо с тобой обращаться.
— Да, она плохо со мной обращается. Но я не знаю, что с этим поделать.
— Так твоя мать третирует тебя так же, как и Пэмми?
— Боже. — Анна перестала есть и посмотрела на него. — Откуда ты это знаешь?
— Ну, — грустно ответил Шон, — я давно уже занимаюсь этими вещами. У женщин очень часто бывают проблемы, связанные с родителями. — Он сочувственно улыбнулся. — Я знал, что в твоем случае все дело в отношениях с матерью.
— Как ты узнал?
— По тому, как ты позволяешь Пэмми обращаться с собой. И вообще из твоего отношения к женщинам, которые старше тебя.
— Неужели мне так легко поставить диагноз?
— Извини, но все это не моего ума дело, — отмахнулся он, внезапно поскучнев.
— Ну, пожалуйста, скажи.
— Я вполне серьезно. Мне не следует этого делать.
— Нет, правда. Пожалуйста. Я буду очень благодарна.
— Ну, полагаю, я был прав, когда посоветовал тебе переговорить с той женщиной, верно? С женщиной, которая, как тебе показалось, отвергла тебя, потому что сдала свою комнату кому-то другому. Разве ты не почувствовала себя лучше после этого?
— Да, намного лучше. И я больше не курю. И я даже выбросила содержимое своей шкатулки для воспоминаний. Даже то, что напоминало мне о дружбе.
— Кстати, ты до сих пор ищешь квартиру?
— Н-у-у-у, да… думаю, что… Да.
— Дело в том, что я мог бы тебе помочь. Один из моих друзей — психолог — уезжает в Штаты на шесть месяцев, и ему нужен человек, который присмотрел бы за его кошкой и за квартирой. За квартиру он ничего не возьмет. Ты любишь кошек?
— Нуда, — соврала она. — Конечно.
— Ну, тоща я переговорю с Себастьяном. А что касается… Знаешь, одну вещь я хорошо усвоил: взаимоотношения не выправляются сами по себе.
— Хм.
— Ты должна обсудить с ней свои чувства. С твоей матерью.
— Ну уж нет, — весело ответила Анна. — Ты не знаешь мою мать.
Мать Анны была убеждена, что чувства, точно также, как и испражнения, должны показываться исключительно в кабинете врача. Самоанализ был для нее «новомодным» и, хуже того, «американским» изобретением.
Шон улыбнулся. Она ведь не только мать Анны. Как ее зовут?
Его легкая усмешка превратилась в широкую улыбку.
Анна рассмеялась и призналась, что она все стремится шокировать родителей: начать называть их
Это он имеет в виду?
Да, снова ухмыльнулся Шон. Но если серьезно, не кажется ли Анне, что она ведет себя как подросток? Или она хочет оставаться всю жизнь ребенком? Вечно от кого-то зависеть? Она уже напоминает одну из бывших пациенток Шона. Скоро она начнет мечтать о том, чтобы ее задушили корни собственного генеалогического древа. На полном серьезе. Этот синдром хорошо изучен и описан. Если родитель склонен к критике, то у ребенка развивается склонность к чрезмерной самокритике. Чувства должны выражаться, проговариваться.
— Мой случай сложнее, — задумчиво ответила Анна. — Честно говоря, я думаю, что мама боится жить в этом мире. И, несмотря на то, что иногда она кажется очень сильной, на самом деле она хрупкая и ранимая. Если бы я сказала ей, что чувствую на самом деле, то она бы, наверно, просто не выдержала.