— Ну что, не стойте на пороге. Дверь закройте. Я не собираюсь оплачивать отопление улицы.
Я вошла и, наконец, смогла разглядеть обстановку. На Винсенте была вязаная лыжная шапочка, надвинутая почти до бровей, и серый свитер. Ниже пояса он был укрыт вязаным шерстяным пледом веселой яркой розово-голубой расцветки. Но что меня действительно поразило, так это то, как этот мужчина усох. Сейчас он едва весил сорок килограммов.
— Ну, давайте же, заходите. Чего вы хотите? Вас Таня послала?
— Кто такая Таня? — спросил Остин.
— Таней зовут мою так называемую домашнюю медсестру, — сказал старик. Он подозрительно на нас покосился. — А вы кто такие, черт возьми?
— Я — Остин Лефлер, друг Кили, — сказал Остин и протянул завернутый в ярко-желтую бумагу горшок с цветами. — Мы принесли вам цветы. Мы слышали, что вы болеете.
— Болею? Это хорошо сказано. Я умираю. Ваши цветы, скорее всего, протянут дольше, чем я.
Мы с Остином приближались к старику осторожно, мелкими шажками, словно шли по минному полю. Остановились мы в нескольких шагах от кровати.
Баскомб снял с лампы абажур и ткнул лампой в мою сторону. Я прикрыла глаза от яркого света.
— Ты дочка Мердока? — спросил он. Впервые я заметила, что он был без вставных челюстей. Десны его были ярко-розовые, и эти десны в сочетании с вязаной шапочкой и веселым пледом создавали ощущение, будто перед тобой переросший младенец.
— Да, сэр, — сказала я.
— Я знаю твоего отца, — сказал Баскомб, явно довольный тем, что смог вычислить мою родословную. — И твою маму тоже знавал.
Остин толкнул меня в бок.
— Да, сэр. Поэтому я и пришла с вами поговорить.
— О чем? — спросил он.
— Ну… — Я обвела взглядом комнату. Оранжевый палас был весь в грязи, низкий кофейный столик перед кроватью уставлен склянками с лекарством, там же валялась истрепанная стопка журналов «Ридерз дайджест». В дальнем углу комнаты докрасна раскалился масляный обогреватель. Перед ним стояли два хромированных стула.
— Можно нам присесть? — спросила я.
— Раз уж пришли — садитесь, — сварливо пробурчал Баскомб.
— Может, вам что-нибудь принести? — спохватилась я, вспомнив о хороших манерах. — Стакан воды? Или лекарство?
Баскомб сдвинул ворот свитера, обнажив бледную морщинистую грудную клетку. Над левым соском был голубой пластырь, под ним шла трубка.
— Вот мое лекарство, — прокряхтел он. — Другого мне не надо. Вы можете присесть, если хотите.
Мы оттащили стулья как можно дальше от обогревателя и сели.
— Насчет моей мамы, — начала я.
— Красивая женщина, — сказал Баскомб, кивая. — Ты отчасти в нее пошла, но думаю, тебе об этом известно.
— Насколько хорошо вы знали Джаннин Мердок? — спросил Остин.
Баскомб откинулся на подушки и закрыл глаза. Вначале я подумала, что он уснул.
— Полагаю, вы знаете печальную историю моей семейной жизни? — спросил он, не открывая глаз.
— Да, сэр. Я знала миссис Лоррейн, и я ходила в школу с вашей дочерью.
— Лоррейн была отличным человеком, — сказал он, открыв, наконец, глаза. — Настоящая леди, не то, что две остальные потаскушки, на которых я имел глупость жениться. Этот рак, от которого я сейчас страдаю, эти мучения… Они мне даны в наказание за то, как я обращался с матерью моих детей.
— Мне жаль, — сказала я тихо.
— Да ладно, — сказал он, — я сам на себя все это навлек.
— Насчет Джаннин… — напомнила я. Баскомб вздохнул и посмотрел прямо на меня.
— Вы знаете кое-что обо мне, полагаю, вы и про свою мать кое-что знаете?
— Я знаю, что у нее был роман с человеком по имени Дарвис Кейн, который работал на моего отца, — сказала я. — Я знаю, что они с Дарвисом встречались в вашем охотничьем домике, чтобы там заниматься сексом. — Я прикусила губу и решила не тянуть резину. — Я встретилась с маминой кузиной Соней Уайрик в прошлом месяце. Я знаю, что она была самой близкой маминой подругой, и подумала, что она может хоть что-то знать о том, куда уехала моя мама, и где она все эти годы была.
— Соня Уайрик, — сказал Баскомб, слегка улыбнувшись. — Она все еще живет в Южной Каролине?
— В Северной Каролине, — поправила я его. — Она все еще в Каннаполисе.
— Соня оказалась для Лоррейн последней каплей, что переполнила чашу терпения, — сказал он. — У меня были до нее и другие женщины, но Соню Лоррейн снести уже не могла. Она узнала о нас, и мне пришлось расплачиваться.
Баскомб снова вздохнул.
— Да, расплачиваться. Адом на земле. Жизнью в аду. И этот ад подвел итог моей жизни после того, как Лоррейн меня вышвырнула. — Он облизнул губы. — Ваш отец знает, какого рода изысканиями вы занимаетесь?
— Знает, — сказала я.
— Я был клиентом Уэйда с тех пор, как он открыл дело, — сказал Баскомб. — Хороший человек. Что он об этом думает?
— Он думает, что пришло время получить ответы на некоторые вопросы, — сказала я. — Почти двадцать пять лет прошло.
— Вам могут не понравиться те ответы, что вы получите, — предупредил Баскомб.
— Мы это понимаем. Но папа, наконец, нашел себе женщину. Она хороший человек, и он чувствует себя виноватым из-за того, что встречается с женщиной, ничего не зная о… маме.