— Видели-видели. Ваша кузина Джейни нас представила друг другу. Хватит ломаться, Кили. До дома еще мили две.
По спине моей пробежал холодок. Вот оно каково, стать городской сумасшедшей — сразу начинают прилипать подозрительные типы в дорогих машинах.
— Откуда вы знаете мое имя? И мой адрес? Водитель «кадиллака» нетерпеливо покачал головой.
— Вас зовут Кили Мердок. А живете вы над мебельной лавкой. Если вы сейчас не сядете в машину, я просто уеду и все.
— Это не мебельная лавка, — сказала я. — Это студия по дизайну интерьеров. И я не помню, чтобы нас знакомили. Подвозить меня не надо, я и сама дойду. Я вообще люблю гулять пешком.
Мужчина пожал плечами.
— Как хотите. Я видел, как Джерниганы выходили из клуба — как раз за мной. Они будут здесь с минуты на минуту.
Я плюхнулась на переднее сиденье.
— Быстро, пока меня никто не увидел, — сказала я. Мужчина до отказа выжал педаль газа, и из-под задних колес этой яхты для наземного пользования брызнули фонтаны грязи. Мы помчались к городу. Я подтянула лиф платья, который все время норовил сползти.
— Это кровь? — спросил мужчина, указав на красное пятно на лифе.
— Нет, черт возьми, — сказала я. — Это клубничная «Маргарита».
Незнакомец поморщился.
— Как, вы говорите, вас зовут? — спросила я.
— Уилл.
— Просто Уилл?
— Махони.
Это имя было мне знакомо. Я посмотрела на мужчину внимательнее.
Он был высокий, даже выше меня, как мне показалось. Смокинг сидел на нем как влитой, но вот стрижка оставляла желать лучшего. Лицо было все в веснушках, а взгляд темно-карих глаз казался более проницательным, чем мне бы этого хотелось.
— Уилл Махони? Тот самый тип, что собирается разорить Малберри-Хилл?
— А вас волнует судьба заброшенного особняка?
Надо сказать, что Мэдисон, штат Джорджия, изобилует постройками середины девятнадцатого века, возведенными еще до Гражданской войны.
Но Малберри-Хилл, большой белый особняк на выезде из города, пустовал так долго, что местные жители со дня на день ждали, когда же он уже развалится.
— Малберри-Хилл — культурное достояние, — неодобрительно сказала я. — Кстати, что вы делали на моей вечеринке? Я вас не знаю, и, уверена, Джерниганы тоже вас не знают.
— Меня пригласила ваша свекровь, — сказал Махони.
— Джи-Джи? Я вам не верю. Она первая начала собирать подписи в защиту Малберри-Хилл.
— И тем тронула мое сердце, — сказал Махони. — Я решил пощадить дом. И даже сделал взнос в историческое общество. Теперь я лучший друг вашей свекрови.
— Она мне не свекровь, — уточнила я.
— После сегодняшнего, конечно, нет, — согласился Махони. Теперь он уже не прятал ухмылку. — Вы устроили настоящее шоу. Неудивительно, что оркестранты уехали — им с вами не тягаться.
Итак, он все видел. Дальше падать мне было некуда. Я смотрела в окно на пробегающие мимо ландшафты.
— Мне не хочется об этом говорить.
Слава Богу, мы уже въезжали в город. Через пять минут я уже буду в собственной квартире и наконец-то смогу сжечь испорченное платье. А потом отключу телефон и всерьез подумаю над тем, не переехать ли в другой штат.
— Поверните направо на следующем светофоре, — сказала я. — Мой дом будет через два квартала.
— Я знаю, где это, — сказал Махони. — «Интерьеры от Глории», так, кажется, называется ваша лавочка? И бизнес ведет ваша тетя? Красивое здание. Я подумываю о том, чтобы его купить.
Дом, в котором я жила, с фасадом, богато украшенным лепниной, вплоть до середины пятидесятых годов был доходным. Мой дед купил его у первоначального владельца и тоже сдавал квартиры в аренду до самой своей смерти в конце восьмидесятых.
— Купить наш дом? Мечтать не вредно. Глория унаследовала это здание от моего деда. Он принадлежит нашей семье больше пятидесяти лет. Она никогда его не продаст. Тем более вам.
— Как скажете. Мне совсем не хочется сердить такую вспыльчивую женщину, как вы, Кили Мердок.
Махони подогнал машину впритык к моему красному седану «вольво».
Наш подъезд, он же вход в магазин, отмеченный веселенькой черно-белой зеброй на тротуаре, был мягко освещен. Я сама украшала витрину. Экспозиция сменилась неделю назад. Сейчас в витрине красовался шезлонг, выполненный в стиле французского импрессионизма (я сама и купила его на блошином рынке за Парижем), несколько сияющих шляпных коробок от Гермес и Шанель и наполовину отмотанный рулон роскошного золотого дамасского шелка от Пьера Фрея. Разумеется, мыслями я вся тогда была во Франции. Мы с Эй-Джи должны были провести медовый месяц на вилле в Провансе.
— Черт, — сказала я тихо, посмотрев на витрину, буквально дышащую вызывающим и по-ребячески непосредственным оптимизмом. Витрину срочно надо переоформить.
Я вышла из машины, не спуская глаз с этой вопиющей витрины.
— Спасибо большое, что подвезли, — пробормотала я, вновь превратившись в живое воплощение вежливости и особого шарма, свойственного только жителям американского Юга.
— Эй, — окликнул меня Махони, — вы кое-что забыли.