Маленький стрелок из лука

Но голубоглазая красотка Виктория Снегова ничего этого не знала. Она очень мило поблагодарила Кирилла за чудесный вечер, который она провела со старыми друзьями... Кирилл позволил себе усомниться в искренности ее слов. Он даже подумал, что в глубине души молодая женщина пожалела, что позвонила своему верному пажу, сопровождавшему ее в Коктебеле, а уж в том, что она в нем разочаровалась, Кирилл не сомневался. Виктория была из тех женщин, которые умеют скрывать свои чувства, а по тому, как она смотрела на Николая, когда он распространялся насчет того, что диспетчер могла бы подыскать машину и поближе к улице Восстания, было ясно, что песенка Николая спета. Вот он, еще один жизненный урок для нее и Николая: не все южные знакомства кончаются так романтично, как у чеховской дамы с собачкой. Чаще бывает по-другому: на пляже кажется, что ты по уши влюблен, а потом суровая действительность все ставит на свои места. Ни Виктории, ни Балясному эта встреча ничего не принесла, кроме разочарования. Николай, который предугадывал в Коктебеле малейшее желание Виктории, сейчас забыл даже подать ей шубку. Он топтался на пороге в пышной зимней шапке, одна пуговица на отороченной светлым мехом куртке не застегнута, торопил женщину, возбужденно говоря, что машина уже у подъезда, а в Ленинграде таксисты не любят долго ждать...

Набросив пальто на плечи, Кирилл вышел с ними на улицу, как он и ожидал, машины еще не было.

- Конечно, зачем им торопиться? - сварливо заметил Николай. - Тут езды-то пять минут, вот если бы в Веселый поселок или Купчино...

- Николай Гаврилыч, помолчите, пожалуйста, - попросила Виктория, ежась на ветру в своей легкой шубке. Голос у нее был тусклый, как уличный фонарь, что со скрипом качался на столбе. Ветер завывал, гонял по обледенелому асфальту снежную крупу, а может быть, соль, которой посыпают в гололед улицы города. Окна домов желто светились. Из подворотни степенно вышла большая черная с белым кошка и, сверкнув на них зелеными глазами, перешла пустынную улицу, оставив на проезжей части аккуратную цепочку мелких ровных следов.

- Жаль, что вы только на два дня, - после продолжительной паузы произнес Николай - бес все еще сидел в нем. - Я вам показал бы достопримечательности Ленинграда...

- Вы уже говорили об этом, - прервала его Виктория. В голосе ее нескрываемая досада.

- В следующий раз позвоните мне из Москвы, я обязательно выкрою денек и покажу вам город... - Бес не желал умолкать и настойчиво заявлял о себе.

- Вряд ли я теперь скоро приеду в Ленинград, - рассеянно сказала Виктория, вглядываясь в слабо освещенную улицу Восстания. Мимо прошла одна машина, другая, наконец возле парадной притормозила салатная "Волга" с шашечками. Николай кинулся вперед, распахнул дверцу и, пригнувшись, взглянул на счетчик, потом повернулся к ним и торжествующе возвестил:

- О чем я говорил? Рубль двадцать! Он еще кого-нибудь за наш счет подвез...

- Да-а, когда у людей такая большая семья, они поневоле становятся расчетливыми... - то ли в осуждение, то ли в оправдание Балясного негромко произнесла Виктория.

- До свидания, - сказал Кирилл, пожимая ей руку.

- Мне очень понравилась ваша квартира, - улыбнулась Виктория.

Несколько запоздало проявив галантность, Николай открыл ей дверцу, сам уселся рядом с шофером, который весьма подозрительно на него посматривал, будто сомневался, что ему заплатят по счетчику.

Виктория улыбнулась Кириллу и помахала рукой.

В сумраке кабины блеснули золотые кольца на се тонких пальцах. Такси умчалось по улице Восстания к Московскому вокзалу. Николай прав, тут ходу каких-то пять-семь минут. Но логика мужчин не всегда приемлема для женщин...

Когда на улице стало потише и последняя машина скрылась вдали, с другой стороны показалась большая кошка. Обычно городские кошки суетятся, прежде чем перебежать дорогу, шарахаются из стороны в сторону, а эта все так же степенно, не оглядываясь, перешла проезжую часть и скрылась в подворотне. Пушистый черный хвост она держала на весу. Кошку уже было не видно в чернильной тени арки, а прямой с белой кисточкой хвост еще какое-то время помаячил и исчез.

На углу Восстания и Некрасова поворачивающий трамвай выбросил сноп голубоватых искр. Ветер посвистывал в чугунной решетке арки, погромыхивал на крыше железом, хлестал в освещенные окна домов снежной крупой. Черные деревья во дворе зловеще постукивали обледенелыми ветвями. Одна кривая узловатая ветвь с парой ржавых сохранившихся листьев настойчиво скреблась в чье-то окно, будто выпрашивала подаяние.