Маленький журавль из мертвой деревни

Сяо Пэн тогда не ошибся: день и две ночи на крыше действительно стали особым переживанием для них обоих, и Тацуру, конечно же, часто вспоминала ту осаду. Стоило ей встать у верстака, как перед глазами вырастал силуэт Сяо Пэна в ночи: вот он ведет ее на край крыши, вот командует своим людям отвернуться и закрыть глаза. Когда Сяо Пэн садился на корточки и. вжав голову в сгорбленные плечи, распахивал перед Тацуру спецовку, то становился почти так же жалок, как она сама. Сначала Тацуру не смела вспоминать те унизительные, стыдные минуты, но потом стала наслаждаться ими. Она помнила, как в тусклом свете прожекторов Сяо Пэн бросал на нее строгий взгляд, подгоняя, но строгость на его лице тут же сменялась улыбкой. Словно супруги, между которыми давно не осталось секретов, только они и могли помочь друг другу отправить эту отнюдь не романтичную надобность. Ей казалось, что в те минуты все вокруг стихало, стихали даже крики противника. Оставался только звук ее струи, ливнем бьющейся о бетон. Сяо Пэн был совсем близко, он слышал даже невольно вырывавшийся у нее длинный вздох облегчения. Так он и прикрывал ее срам спецовкой, и чья это была спецовка? Его? Теперь не узнать. Глаза Сяо Пэна были закрыты. Закрыты? А если нет? Что он мог видеть? Ночь была так темна, ничего не разглядишь. Но даже если он что-то видел, Тацуру все равно. За одну ночь между ней и Сяо Пэном все переменилось.

А ведь каждый раз, когда он распахивал перед ней спецовку и садился на корточки у края крыши, его жизнь оказывалась в опасности. Он выходил из укрытия и подставлял свое тело под пули. Поэтому люди в укрытии, отвернувшись и зажмурившись, поторапливали его, шептали: «Начальник Пэн! Опасно! Скорее назад!»

Сейчас ей казалось, что Сяо Пэн, сооружавший для нее туалет из своего съежившегося тела и распахнутой спецовки, был вовсе не жалок, а очень романтичен.

Наконец «Волга» объявилась. Верстак Тацуру перенесли под новый навес и поставили прямо у окна. За окном открывалась поросшая дикой травой поляна, по которой шла дорога к главным воротам. Серая «Волга» подъехала по этой дороге, замедлила ход и остановилась почти у самого ее окна. Тацуру махнула «Волге» рукой. Дорога была насыпана намного выше их тростникового навеса, верхняя часть оконной рамы оказалась вровень с колесами, поэтому из машины Тацуру было не увидеть.

Серая «Волга» постояла на месте и уехала. Скоро начальница окликнула Тацуру: «Звонил председатель Пэн из ревкома, просит тебя подойти в его кабинет».

Тацуру старательно отмыла руки от стальной пыли. сняла кепку, подумала и снова натянула ее на голову. За день работы прическа наверняка испортилась, лучше все-таки кепку оставить.

Увидев Тацуру, председатель Пэн скомандовал:

— Жди меня у лавки с кипятком за задними воротами. Скоро буду.

Свидание у лавки с кипятком?

Тацуру утке видела, как председатель Пэн «командует бурями и повелевает дождями», ему наверняка лучше знать, где устроить свидание. Преодолев минутную нерешительность, она торопливо зашагала к задним воротам. Не успела дойти до того самого лотка с кипятком, как рядом притормозила серая «Волга». За рулем был сам Сяо Пэн.

Спросил, куда бы ей хотелось съездить на прогулку.

Смущенная такой милостью. Тацуру только улыбнулась и покачала головой.

Сяо Пэн повел машину за город. Асфальт на дороге понемногу тончал. Спустя полчаса асфальтированное полотно сменилось проселочной дорогой, вымощенной галькой. Сяо Пэн сказал, что все парки закрыты, поэтому вместо парка поедем за город. Спросил, часто ли она бывала в парках. Тацуру покачала головой, улыбнулась. Сколько раз? Дважды. С кем? С Чжан Цзянем.

Он замолчал. Машина заехала в чашу, похоже, раньше это был лесной питомник, но саженцы вовремя не пересадили, и большая часть деревьев погибла. Но некоторые выросли высокими, почти взрослыми.

— Последние два года саженцы никто не покупает. Смотри, все погибли, — Сяо Пэн остановил машину, открыл дверцу и вышел, Тацуру тоже вылезла наружу.

Он достал из багажника армейскую флягу, закинул за спину и пошел по тропинке между саженцами. Тацуру догнала его. хотела идти рядом, но тропинка была слишком узкой, и ее то и дело выталкивало за край.

— Посмотри на эти саженцы, одни уже мертвы, а другие выжили и выросли в настоящие деревья — отчего так? Должно быть, из-за естественного отбора, в живых остались самые сильные, те, что смогли вырвать из глины малые крохи питательных веществ, которые в ней содержались, — рассуждал Сяо Пэн.

Тацуру шевелила губами, повторяя слова, которые не могла разобрать. А Сяо Пэн углублялся в дебри своей мысли, от теории эволюции он перешел к материализму, а потом стал рассказывать, как сам стал материалистом. Чем старательней Тацуру вслушивалась, тем дальше отставала от его рассуждений. Вдруг он увидел скрытую и усердную работу ее губ. За Дохэ всегда водилась эта привычка, впервые он заметил ее в свои двадцать и был пленен. Сейчас, стоя среди молодого леса, Сяо Пэн внезапно понял, что никогда не любил Дохэ, но был ею одержим. А это еще страшнее.