— Тогда почему же вы скрывали от всех, кто она такая? Мы отправили запрос в Дунбэй, действительно, нашлось несколько крестьян — крестьян с низким уровнем сознательности, которые спасли тогда японок, женились на них и произвели на свет детей. Но они этого не скрывали. Когда Дунбэй освободили от врага, была организована кампания по искоренению изменников и японских шпионов, и каждого из этих крестьян поставили на учет. Только несколько человек избежали постановки на учет. А уход от постановки на учет говорит об одном: о злом умысле. Почему вы перевезли эту Чжунэй Дохэ сначала в Аньшань, а потом сюда и все это время скрывали, кто она такая?
Чжан Цзянь подумал, что это и правда подозрительно. Отец с матерью начали сочинять свою чудовищную ложь, желая одного: утихомирить Сяохуань и скрыть от всех, что в семье Чжан мужчина живет с двумя женами. Дохэ родила семье трех детей, Чжан Цзянь стал самым настоящим двоеженцем, и чтобы скрыть это, пришлось лгать дальше. Разве мог Чжан Цзянь, представитель рабочего класса нового общества, сознаться в двоеженстве? К тому же и взрослые, и дети в их семье так сроднились, что уже не разделить: кости сломаешь, а плоть все равно держит. Скажи он тогда правду, больнее всех пришлось бы Дохэ: какой бы ни была разлука с семьей Чжан, по Дохэ она ударит сильнее, ведь ее оторвут от родных детей. А разлучить Дохэ с детьми значит разлучить со всем, что есть в ее жизни.
— Это ты порекомендовал Чжунэй Дохэ в цех резки иероглифов? — спросил следователь.
— Да.
— Выдавая себя за китаянку, Чжунэй Дохэ проникла на узловой пункт национальной обороны Китая. Ради этой цели она и терпела лишения, ради этого и жила двадцать лет под чужим именем?
Наверное, не надо было давать Дохэ чужое имя и водить людей за нос. Лучше бы они с самого начала сказали всем правду. Заставили ее рожать, но хотели, чтоб дети стали родными и не знали о своей японской крови — вот и пришлось дурачить людей, врать всему Аньпину. А ведь и в Аньшань они поехали только затем, чтобы дальше скрывать правду. Ведь они для того и потащили с собой Дохэ, чтобы она рожала и воспитывала детей, наследников рода Чжан, разве не так? Хотели навсегда скрыть правду, потому и переехали из Дунбэя в Цзяннань[109]
. А Дохэ взяли с собой еще и затем, чтобы совесть успокоить: боялись своими руками сделать эту несчастную японку еще несчастней. Спасибо допросу, теперь Чжан Цзянь смог вывести себя на чистую воду. Он виновен перед Дохэ.— На самом деле Чжунэй Дохэ многие подозревали. И одним из них был Ши Хуэйцай. Он и разоблачил Чжунэй Дохэ, верно?
— Нет.
— У меня есть неопровержимые доказательства.
Чжан Цзянь знал, откуда у следователя эти доказательства. Тут не обошлось без двух человек: один — Сяо Пэн, а второй — Чжан Те. Сяо Ши наверняка что-то рассказывал Сяо Пэну, а Чжан Те мог догадаться обо всем из перебранок между взрослыми.
— Отрицать бесполезно, у меня есть доказательства. Ши Хуэйцай частным образом разоблачил Чжунэй Дохэ. А спрашиваю я, чтобы дать тебе шанс. Не рой себе могилу.
— Присутствовал ли я при разоблачении?
На секунду следователь не нашелся, что ответить. Потом его осенило:
— Согласно донесениям, тебя в тот момент не было.
— Если меня там не было, откуда мне знать, что он ее разоблачил?
Снова немного замявшись, следователь ответил:
— А ты намного хитрее, чем мы думали. Чжунэй Дохэ сообщила тебе о разговоре с Ши Хуэйцаем. Она твоя любовница, а в ночных беседах чего не расскажешь?
Чжан Цзянь подумал, что как раз из-за таких людей он и стал молчуном. Болтают, болтают, пока не позабудут о всяких приличиях, пока последний стыд не растеряют.
— И поэтому ты пошел на убийство, чтобы навсегда закрыть рот Ши Хуэйцаю.
Чжан Цзянь молчал. Спорь, не спорь — один черт.
— Ты решил дождаться, когда Ши Хуэйцай пойдет с тобой в ночную смену, и совершить убийство, верно?
Чжан Цзянь не отвечал, а следователь злился от того, что ему не дают покуражиться. Так выпьешь слабительного, и живот без малейшего сопротивления исторгает все наружу, лишая кишечник битвы, а человека — пробирающего до дрожи удовольствия от волн кишечного спазма.
— Ты подгадал время, дождался, когда все уйдут на ночной перекус, и исполнил свой замысел, так?
То была великая эпоха ложных обвинений. Если подсудимый спорил и доказывал свою правоту, дело по ложному обвинению рождалось в муках, а если молчал, оно появлялось на свет легко. Теперь Чжан Цзянь понимал самоубийц, прыгавших с домны или уходивших в горы с веревкой. Только им эта истина открывалась после череды мучений плоти и духа, а Чжан Цзяню явилась сразу. Если дело родится на свет легко, то и тебе не придется долго мучиться. А это самое главное. Взгляни на тот стол для пинг-понга: какой бы мощной ни была подача, если ее никто не примет, стол придется поставить на бок у стены и игра будет окончена.
— Ты должен отвечать на вопросы! — следователь что есть мочи хлопнул по столу. Отправил сильную подачу в пустоту.
Прикрытыми верблюжьими глазами Чжан Цзянь смотрел куда-то в глубину своего сердца.
Молчишь, значит, признаешь свое преступление?