Маленький журавль из мертвой деревни

Потом Дохэ вытащила из сумки магнитофон, объяснила, что Чжан Гану нравится эрху, на этом магнитофоне он сможет слушать свою любимую музыку. Только тут ей рассказали, что Эрхай пару лет бездельничал дома, а потом вдруг придумал написать жене комдива, который давно еще стоял в городе с дивизией. Жена комдива тогда обещала, что поможет Эрхаю. Оказывается, она его не забыла, оформила парня на военную службу, устроила музыкантом в штабной ансамбль.

Разглядывая фотографию с Эрхаем, одетым в военную форму, Дохэ сказала, что из всех детей младший больше всего похож на нее, особенно когда смеется. Жаль, что Эрхай такой неулыбчивый, никто почти и не помнит, каким он бывает, если его рассмешить.

Так что одежда, которую Дохэ привезла для Эрхая, тоже досталась старшему. Теперь у Дахая было по два одинаковых костюма на каждый сезон. Дохэ помнила, какой у Дахая рост, и вещи сидели на нем как влитые. Примеряя обновки, парень обязательно подходил к Дохэ, чтобы она поправила воротничок или одернула штанину.

Вдруг Сяохуань прыснула со смеху. Все уставились на нее, не понимая, что тут смешного. Сяохуаньткнула пальцем в Чжан Те:

— Паршивец! Ты же не прикасаешься к тому, что трогали японцы?

Чжан Те развязно засмеялся. Теперь вся история превратилась в шутку. Родные люди без ссор не живут, их драки — нежность, их ругань — любовь, и если в конце обратить все в шутку, то и помириться куда проще. По всей стране сыновья вешали дацзыбао про отцов, доносили, что родители прячут дома золото или радиопередатчики, и что, разве перестали они быть их детьми? В жилах Дахая текла кровь Дохэ, и эта кровь вынуждала его замять прошлое и помириться с матерью.

За ужином Дохэ стала рассказывать про Куми. Куми помогала ей во всем. В Японии Дохэ оказалась все равно как инвалид, не понимала даже японский, на котором нынче говорят в городах. Да много чего не понимала: машины, в которые бросаешь монетку, а они за тебя стирают, машины, которые чистят пол, машины с билетами на автобус, еще машины с едой и напитками… Куми вечно приходилось ее учить. Иногда по нескольку раз. Часто бывало, что здесь Дохэ научится, а в другом месте стоит новая машина, выходит, зря училась. Без Куми она и не ходила никуда, даже в магазин. Магазины Дохэ не жаловала еще и потому, что ей ничего в них было не нужно: и одежду, и обувь, и все остальное она донашивала за Куми. Столько бесплатных вещей — живи да радуйся! Хорошо, что Куми выше Дохэ всего на полголовы, ее одежки ничего, как-нибудь можно носить, а вот если бы она оказалась выше на голову, пришлось бы маяться, перешивать! А какая удача, что у Куми нога на два размера больше! Подложишь вату в носок — и ничего, как-нибудь можно ходить, а если б размер у нее оказался меньше, тогда Дохэ никакого житья бы не было.

Все заметили, что Дохэ постоянно пересыпает свою речь словечками от Сяохуань: все у нее «ничего, как-нибудь», там ввернет «никакого житья нет», тут «живи да радуйся».

Как в прежние времена, Дохэ отправилась мыть посуду. Пока мыла, объясняла Сяохуань, что бетонная раковина — это очень негигиенично, грязь однажды пристанет, и ее уже не отмоешь, нужно обязательно выложить раковину белой кафельной плиткой. А лучше всего покрыть кафелем всю кухню, китайцы постоянно жарят на масле, а с кафеля масло легко счищается. Отмыв все уголки на кухне, Дохэ вышла в большую комнату, осмотрелась кругом. Сяохуань стало не по себе: инспектор из японского саннадзора пожаловал, сейчас раскритикует ее в пух и прах. Но Дохэ ничего не сказала, похмурилась немного и бросила свою затею. Вытащила из сумочки стопку купюр по десять юаней и вручила их Сяохуань, попросила сходить завтра за кафелем для кухни.

Сяохуань уперлась:

— Ай, не могу я у тебя деньги брать!

Тогда Дохэ сунула деньги Дахаю, чтобы он сходил в магазин.

— Не смей брать тетины деньги! — прикрикнула на него Сяохуань. Она подумала, что в старых туфлях, да еще с ватой, подложенной в носки, ногам Дохэ должно быть несладко. Сяохуань все могла стерпеть и как-нибудь пережить, но только не плохую обувь. Никто не умел так ладно устроиться в своем гнезде, как ноги. Посидят они немного в туфлях, вот и гнездышко готово, туфли уже приняли их форму. Там, где на ноге выступ, в обуви появляется вмятина, туфли запоминают очертания ног, знают, как хозяин косолапит — внутрь или наружу, словно они — матрица, из которой эти ноги когда-то отлили. А тут новый хозяин пожаловал — извините, туфли будут отесывать и шлифовать вас по старым лекалам, и неважно, хороши эти лекала или дурны. Не хочешь — придется тягаться с ногами прежнего хозяина, спорить с каждой вмятиной и ухабом, которые он оставил, а когда твои ноги наконец победят в споре и удобно улягутся в туфлях, туфли эти уже сносятся до дыр. Часть денег Дохэ сэкономила, мучаясь в неудобной обуви, а Сяохуань вовсе не хотела, чтобы ради кафеля на кухне ногам Дохэ опять никакого житья не было.

Чжан Те снова развязно хихикнул и взял деньги. Сяохуань пришлось промолчать — не хотела ставить их с Дохэ в неловкое положение.