Маленьких все обижают

  Я в свою очередь тоже не на шутку завелась, и успокоиться не получалось. Я прямо шкурой чувствовала, как и ко мне подкрадывается истерика, вызванная обидой и болью. Остановить ее я бы не смогла, чувствовала, что вот-вот сорвусь, но тут почувствовала, как пересекается контур тишины. Палочка вскинулась, и переступивший линию взвился в воздух, громко взвизгнув. Приземлилось тело только пролетев к середине холла, а это около тридцати метров.

  - Джинни! - закричал Невилл, остальные гриффиндорцы бросились к телу.

  Я бы не поручилась, что она жива, хотя намерения убить не было, но... я выпустила не просто оглушающее, а невербальное режущее проклятие, и теперь рыжеволоска заливала пол своей кровью из многочисленных, но по идее неглубоких ран. Только возникла мысль, из учебника: эмоциональное состояние может усилить, уменьшить или даже изменить действие заклинания. Если бы я знала, кого атакую, то не поручилась бы, что не сделала то же самое специально...

  Пока гриффиндорцы немощно прижимали руки к кровоточащим ранам, забыв о том, что они маги, я тяжело дышала, с трудом хватая недостающий кислород. Ко мне сбоку тихо подошел Самуи и шепнул на ухо:

  - Магия звенит. Сильно.

  Мой взрыв могли почувствовать если не все, то многие, и наверняка скоро кто-то прибежит посмотреть.

  Как всегда возникает вопрос: что делать? Шанс, что Невилл хотя бы что-то услышал, мал, зато я узнала, КОМУ он это разболтал. Погоди, я еще прослежу цепочку...

  Слизеринцы смотрят, гриффиндорцы зыркают настороженно, готовые хотя бы отбиваться дальше ото всех, если уж помочь не могут. Самого потерянного и паникующего - Криви - отправили за подмогой в зал.

  Секунду еще я была готова убить любого, но затем будто вынырнула на поверхность, и меня захватил страх. И это было не понимание, что по-прежнему ничего уже не будет, и не взгляды гриффиндорцев, будто на чудовище. Мне стало страшно за то, что увидят те, кто незримо наблюдает за мной. Волдеморт и Дамблдор на вершине. Такие недостижимые и всемогущие. Одному богу известно, когда они смогут меня прикончить, но хуже, что оба, скорей всего, найдут мои слабости. Я столько притворялась, что друзей у меня нет и связи с Лонгботтомами давно разорваны, так пренебрежительно отвечала, что все бывшие в Отделе тайн ребята испугались и сбежали, собиралась очень сильно постараться сделать вид, что даже помощь Сьюзен делаю из соображений выгоды. А Августу все равно это не уберегло. И что теперь? Кричать Невиллу снова 'Я не желаю тебе зла!'?

  Через мгновенье, пока никто ничего не заметил, страх укрылся за злостью.

  - В следующий раз я тебя убью, мой тупоголовый братец! Ты у меня уже в печенках сидишь! - в сердцах воскликнула я. - Единственное, что удерживает меня от твоего немедленного убийства, так это то, что ты слаб и беспомощен!

  Оставив последнее злодейское слово за собой, я, сохраняя прямую осанку, исчезла в слизеринских подземельях. Как раз вовремя, так как услышала Снейпа и МакГонагалл. Все-таки почувствовали.

  Августа умерла даже не у меня на руках, а я все равно чувствую себя причастной, будто что-то могла сделать, но не сделала. Пока я тут препиралась с Кэрроу и строила планы на Беллатрису, планировала встречу с ОСТами и разбиралась с Блэком, все закончилось. Сделай бы я что-то, и все бы было по-другому? Будь я рядом в момент нападения, похитила бы ее из Мунго, наваляла бы ее обидчикам? Кажется, что мне все было не до того. Оправдывающийся внутренний голос говорил, что я переживала за нее, но ничего не знала. Но все казалось, что этого мало. Что меня повязали без возможности маневров - я бы могла выкрутиться, я лучшая, я талантливая, я, в конце концов, не первый день живу. Что, несмотря на все это, я всего лишь человек и не могла ничего сделать - и не пробовала.

  А Невилл даже мою привычку называть оригинал Реддла Темным Лордом вместо непонятного 'Сам-Знаешь-Кто' обернул против меня.

  Теперь я делаю вид, будто ненавижу Невилла, будто он - это часть моего прошлого, о котором стыдно признаться в приличном обществе. Теперь он тот родственник, даже имени которого стараются не упоминать, потому что он остался один и нет больше Августы, которая могла бы прикрыть нас обоих. И защитить себя могу только я сама.

  Кан нашел меня в моей комнате. Было видно, он готовился принимать слезы и выслушивать истерики, но вошел в ступор, ничего из этого не увидев. Он еще долго переспрашивал, уточняя мое душевное состояние, пока я не выдержала:

  - Да в порядке я! Все под контролем! Точно, говорю тебе!

  - Знаю я тебя, а потом весь Слизерин на носочках у себя в подземельях ходить будет, - проворчал он и на этом успокоился.