Судя по его мрачному лицу, Коул с самого Амарилло обзывал себя всякими нехорошими словами, и «кобель» среди них было, вероятно, самым легким.
– Я не хочу, чтобы ты обвинял себя в том, что произошло между нами!
– Великолепно! Значит, ты собираешься отвечать за мои поступки? Значит, я могу и дальше продолжать в том же духе?
– Коул, у тебя что, мания на этой почве? Ты – не твой отец. Тебе давно пора это понять. Скажи, ты хоть раз в жизни ударил женщину?
Коул ответил не сразу. По спине у Эви отчего-то поползли мурашки.
– Ну? – Эви уже не казалось, что она лезет не в свое дело. Между ними было слишком многое, чтобы прятаться за вежливыми, ничего не значащими фразами. – Я имею право знать!
– Мне случалось бить мужчин.
– Когда?
– Двух парней, которые подобрали меня, когда я путешествовал автостопом. Пьяницу на стоянке грузовиков. – Он помолчал. – Однажды я ударил своего старика.
– Но женщин ты не бил?
– Нет.
– Так в чем же дело? – в недоумении воскликнула Эви.
– В тебе.
Эви возобновила этот разговор только после ужина. Она боялась сделать из этой фразы чересчур далеко идущие выводы. Но все же… Неужели Коул относится к ней так же, как она относится к нему? Возможно ли это? Она боялась выказывать свои чувства – а вдруг они снова выйдут из-под контроля, как бывало с ней раньше? Она не хотела снова воображать себе нежные чувства там, где их нет и в помине. Они сидели в тихом ресторанчике в Альбукерке. Окна ресторанчика выходили на Рио-Гранде. Эви попыталась завести разговор об их сегодняшнем путешествии.
– Я и не подозревала, что пустыня может быть такой красивой! И все-таки не понимаю, как люди могут жить без деревьев! Как ты думаешь, кактус может считаться за дерево?
– Чего?
– Коул, ты просто блестящий собеседник! – с сарказмом воскликнула она.
Он потер рукой лоб.
– Да нет, я тебя слышал. Пустыня хороша, когда едешь по ней в машине с кондиционером и с полным баком горючего.
– А ты что, ходил через пустыню пешком?
– Ага. Да еще летом, в самую жару. Не слишком удачная мысль!
Эви взяла в руки графин.
– Еще воды?
– Ты прямо читаешь мои мысли! – усмехнулся Коул.
– Я просто представила себе: запекшиеся губы, вьющиеся над головой стервятники, побелевшие кости…
– Ну да, что-то в этом роде. Я парень из Монтаны, страны горных козлов. Что я мог знать о пустынях? – Коул осушил кружку пива и задумчиво посмотрел на Эви. – Я все надеялся, что вот-вот найду оазис.
– Ну и как, нашел?
Коул посмотрел на нее так, словно сама Эви была оазисом, озером чистой, прохладной воды, способной утолить многолетнюю жажду.
Эви откинула назад волосы, которые лезли ей в глаза, но невесомая прядь снова упала ей на лоб.
– Расскажи…
– О чем? О том, как я сбежал из дому?
– О жизни на дороге.
– Это другой мир. Совсем другой. Идешь один. Сам по себе. И вокруг – только небо. Небо, асфальт и бескрайние просторы.
Коул пожал плечами.
– Мне повезло – я выжил. Все остальное тогда было неважно. Дома дошло до того, что у меня был только один выбор: уйти или…
– Или что?
– Или убить моего старика.
– И ты ушел.
– Навсегда.
Коул поставил локти на стол, сгорбился над своей опустевшей тарелкой.
– Даже когда старик умер, мать все равно не захотела принять меня обратно. Я так понимаю, что она слишком дорожила его памятью… – Он встряхнул головой. – Ее три года как похоронили. Я даже не поехал на похороны.
Эви мягко коснулась его руки. Коул, казалось, не заметил ее жеста. Наступило длительное молчание.
– А тебе не хотелось бы…
– Чего?
– Проехать через Монтану.
Коул задумался. Он сидел, комкая в руках бумажную салфетку. Наконец рассеянно засунул ее в пепельницу.
– Нет. Не стоит будить спящую собаку.
– Но теперь, же там все изменилось! – возразила Эви.
– А воспоминания остались.
Эви разглядывала блестящую ложку, лежавшую рядом с тарелкой. Отражение ее лица на полированной поверхности выглядело унылым.
– А что, воспоминания остались только там, или ты носишь их с собой повсюду?
– Верно, сказано, миссис Фрейд.
Эви нахмурила брови и заговорила с немецким акцентом:
– Фоспоминания не есть Монтана. Фоспоминания – стесь! – Она постучала себя по лбу. – Не так ли, молотой шелофек? – Он перестал улыбаться.
– Не здесь, а здесь. – Коул провел пальцем по шее и ключицам – там, где у Эви были синяки.
– Но мне, же не было больно, Коул! – Она уже устала повторять это.
– Ну и что? Мало ли как я мог тебя ранить? Тем, что сказал что-нибудь не то. Тем, что я не тот человек, какой тебе нужен. Тем, что позволил нашим отношениям зайти так далеко…
Эви побледнела. Появилась официантка.
– Что-нибудь еще?
– Нет, спасибо. Принесите счет, – сказал Коул.
Но Эви не собиралась отступать.
– Если ты причинишь мне боль, я тебе об этом скажу.
Она уже и так слишком многое ему прощает.
– Поехали, что ли? Ты же вроде хотела к вечеру попасть в Галлап.
– О, да! Я не хочу пропустить закат!
Коул подумал о том, как холодно в пустыне ночью – холодно и одиноко. Он знал, что лучше держаться подальше от Эви, – но, выходя из ресторана, невольно взял ее под руку, чтобы почувствовать тепло ее тела.
Такой простой вопрос: «Как ты ко мне относишься?» Он все время вертелся на языке у Эви.