Зефирантес, черноволосый красавчик с глазами цвета лучистых небес в солнечную погоду и лицом, сошедшим с обложки любовного романа, со скучающим видом, выслушивал бредни своего секретаря, вальяжно развалившись в кресле. Ни то, чтобы его не волновал доклад Руд, ни то, чтобы он его совсем не слушал, но повседневные заботы вызывали в нем мало интереса и заставляли блуждать взглядом по обширному залу, местами даже выглядящему прилично. Например, это кресло, в котором он сидел было сделано из светлого дерева инкрустированного костью с позолотой. Правда, позолота осталась лишь на задней ножке кресла, но это ничего не меняло. Многие и того не имели. Постаментом для кресла служили три мраморные плиты, положенные одна на другую таким образом, что составляли бело-серо-розовые ступени, за мытьем коих - как и всего постамента в целом - Зеф тщательно следил. Это входило в его утренние обязанности - следить. В дальнем углу залы пылился кусок полуобточенного камня цвета морской волны с серебристыми прожилками, из которого в скором времени должны были изваять скульптуру, изображающую его, Зефирантеса, с грустью и глубокомыслием на лице, вглядывающимся в небеса. Каменную глыбу прикрывал кусок желтой материи с дырищей по центру, но то, что это был шелк - прощало все. Тут и там висели шелковые же разноцветные занавеси, частично объеденные молью и потерявшие былой лоск и цвет, но придающие зале почти благопристойный вид. Возле каждого зеркала - а их было десятка два - на стене крепилась зеленая или голубая свеча. Когда опускались сумерки, в зале зажигались все свечи, что привносило атмосферу таинственности и мистичности. Пламя свечей в бесконечности зеркал… Зефирантес старался не думать о том случае, когда из-за нелепой случайности начался пожар, спаливший десяток наиболее ценных занавесок и мебель - в том числе и шкаф, доставшийся от любимой бабушки. Тогда Зеф сам едва не погиб, но его бесчувственное тело вовремя вынесли на свежий воздух.
Негромко кашлянув в кулак, он дал Руд понять, что на сегодня достаточно мелочей и пора переходить к более насущным делам. Юноша примолк и учтиво поклонился, что, так или иначе, вошло в обыкновение. Он улыбнулся и, придерживая зеленую шляпу, удивительно сочетающуюся с его темно-зелеными глазами, вышел из залы, дабы минут через пять вернуться уже без нее.
- Ну что? Я хочу узнать, наконец, о том деле. Что-нибудь стало известно? - Зефирантес нахмурил брови. То унижение что ему пришлось пережить, та бессильная ярость и пострадавшая репутация требовали отмщения, и отмщения самого страшного - лютой смерти изменника! Дело оставалось за малым - найти предателя! Но как раз в этом и заключалась главная загвоздка.
Руд улыбнулся и самодовольно тряхнул копной блестящих светлых волос. Его дурацкая манера зубоскалить в самый неподходящий момент злила не на шутку, но не убивать же его за это? Отвесив изысканный поклон и взмахнув полой алой накидки - он порой был так похож на шута, что Зефа просто тошнило, и он подумывал выкинуть того на улицу, но Руд слишком хорошо метал ножи и к тому же являлся незаменимым помощником, - он заговорил высоким слогом:
- Если господин желает выслушать его покорного слугу, то слуге стоило бы немедленно доложить…
Физиономия Зефа сделалась кислой. Уж если Руд решил ТАК начать, то у него без сомнения есть важные сведения, он напал на след, но пока не измотает слушателя окончательно, ничего не расскажет. Приходилось мириться с таким положением вещей, в противном случае, вздумай Зефирантес его поторопить или хуже того - перебить, и это бы сулило ему крупные неприятности. Руд вполне мог подставить ему ножку, да так аккуратно, что никто бы на него и не подумал, однако ж, Зефу это грозило бы раскроением черепа. Понятное дело, что в переносном смысле (в прямом - еще хуже). Тонкости их взаимоотношений оставались странными, но соблюдать их, тем не менее, приходилось неукоснительно.
Только было Зеф подумал, что пора бы удариться в воспоминания собственного детства, припомнить любимую бабушку и лазоревое поле колышущихся на ветру васильков, как монолог, занявший около полу часа, внезапно иссяк. Он протер глаза, подавив зевок, приободрился, чувствуя приближение ответа на вопрос, и уставился на помощника. Тот сиял, как начищенный самовар, выставленный на солнышко просушиться, и постоянно поправлял манжеты на рукавах.
"Да когда же этот придурок начнет?"
- Он здесь! - внезапно объявил юноша, пряча улыбку за стоячий воротничок алого плаща.
- Он здесь?! - подскочил с кресла глава банды Гнусные Черепа, с волнением вглядываясь в лицо помощника. - Где он?
- Прямо здесь, за дверью…
- Так чего же ты не зовешь его, дурень?!