Маленькое личико

Чарли будто ударили чем-то тяжелым. «А про подмену блокнота, исписанного враньем, тоже знаешь? – подумала она. – И про две незаконные встречи с Элис Фэнкорт, что железно стоили бы Саймону работы, если б я не бросилась на помощь». И как, мать его, понимать «слышу те же сплетни»? У Чарли заледенела кровь, едва она подумала, что Пруст может знать про тот случай у Селлерса. Раньше ей и в голову не приходило, что Саймон мог кому-нибудь разболтать. Теперь она засомневалась.

А тут еще Снеговик сыпанул соли на свежую рану:

– Видите ли, Уотерхаус наделен одним важным качеством, которого вам, по-видимому, недостает. Он умеет сомневаться в себе.

– Да, сэр.

Чарли никогда еще не было так неловко, стыдно и гадко. Хотелось провалиться сквозь землю. Сомневаться в себе? Должно быть, Пруст говорит о тех редких моментах, когда Саймона ненадолго оставляет его чудовищное чванство.

– Вам надо взять себя в руки, сержант. Вместо того чтобы метаться в поисках виноватых, соберитесь и как следует выполняйте свою работу. Перешагните через эту идиотскую ревность, вы же взрослый человек. Если Уотерхауса вы не прельщаете, ничего не поделаешь. Ладно, я все сказал, тема закрыта, и я вас больше не задерживаю.

Чарли развернулась к дверям. Ее сжигал стыд, причем по нескольким поводам сразу. Она знала, что Селлерс, Гиббс и Саймон еще торчат в кабинете, и сейчас они будут стараться избежать ее взгляда. Подойти к кому-нибудь и как ни в чем не бывало заговорить о работе – просто немыслимо, но иначе все они решат, что Пруст нагнул ее по самое не хочу. Чарли не знала, что хуже.

– И еще, сержант…

– Да?

– Эта женщина из больницы, про которую Элис Фэнкорт сообщала Уотерхаусу.

– Мэнди. Я найду ее.

Если Пруст намерен разбазаривать средства на проверку вздорных домыслов Элис Фэнкорт, мешать Чарли не станет. Пусть разок и он окажется идиотом. Для разнообразия.

– Ведь не будет вреда, если мы сравним образцы ДНК матери и младенца, верно?

Чарли кивнула. А почему бы тогда не взять образцы у всех младенцев, родившихся в больнице Калвер-Вэлли за последний год, – для подстраховки, типа царя Ирода? Обхохочешься, черт возьми.

Чарли аккуратно прикрыла за собой дверь и быстро прошагала мимо детективов, пока никто не успел с ней заговорить. Саймон поднял глаза, Селлерс с Гиббсом не шелохнулись. Чарли ускорила шаг, направляясь в женский туалет – единственное место, где можно скрыться, если Саймон накинется с расспросами. Самая ненавистная фраза – «Ты как?».

Добежав до ближайшей кабинки, она заперлась и тяжело задышала, чтобы хоть немного отпустило. Потом сжала голову руками и разрыдалась.

21

30 сентября 2003 г., вторник

Я сижу в малой гостиной, осоловелая от долгого сна и такая же задурманенная, как была вчера после бессонных суток. Напротив меня – незнакомая врачиха. Представилась она доктором Рэйчел Аллен. Не знаю, верить ли ей. С тем же успехом она может быть актрисой, нанятой Вивьен. Совсем молоденькая высокая женщина с грушевидной фигурой. Короткие светлые волосы и пунцово-розовые щеки. Никакой косметики. Гусиная кожа и светлый пух на пышных голых икрах. Поймав мой взгляд, она всякий раз начинает восторженно сиять. Я знаю, что Вивьен подслушивает за дверью: ей не терпится узнать диагноз, каков бы он ни был.

Доктор Аллен наклоняется, берет мою руку и крепко стискивает.

– Ни о чем не беспокойтесь, Элис, – говорит она.

В жизни не слышала более дурацкого замечания. Кто бы не беспокоился на моем месте?

– Не волнуйтесь, скоро вам станет лучше.

Она проникновенно глядит мне в глаза и протягивает листок с вопросами. Возникает ли у меня желание покалечить себя? Часто – иногда – никогда. Не кажется ли мне, что впереди ничего хорошего? Часто – иногда – никогда.

– Что это? – спрашиваю я.

Мне надо поесть. От голода мутит, словно в желудке шарит когтистая лапа, но так ничего и не находит.

– Это наша клиническая анкета на послеродовую депрессию, – объясняет доктор Аллен. – Понимаю вас: бланки, бланки и еще раз бланки! Я полностью с вами согласна. Но заполните эту дурацкую бумаженцию – и мы нормально поговорим.

– А где доктор Дхосаджи? – спрашиваю я. – Я бы лучше побеседовала со своим врачом.

– Ее нет, поэтому пришла я. Почему вы не заполняете анкету? Есть чем писать?

Порывшись в кармане, она выуживает синюю ручку.

Читаю дальше. В этой анкете все слишком упрощено.

– Это ни к чему, – говорю я. – Вопросы не имеют отношения к моей ситуации, и ответы не внесут ясности.

Доктор Аллен глубокомысленно кивает и наклоняется ко мне:

– Вы плакали сегодня утром?

– Да.

В последние дни я только это и делаю. Я рыдала, когда Вивьен заперла меня в детской.

Свернувшись на коврике и обняв Гектора, плюшевого медвежонка Флоренс, я ревела, пока не уснула. А очнувшись через шестнадцать часов, заплакала снова. Личико я не видела с тех самых пор, как уехала на встречу с Саймоном. Мне дико хочется на нее взглянуть, хоть на минутку, даже если не позволят до нее дотронуться.

– Бедняжка! А часто ли вы плачете?

Доброжелательность исходит от доктора Аллен почти зримыми волнами.