– Да
Бедная-бедная крошка, ничего не понимает и зовет маму.
– Это не голос Флоренс! Дай телефон.
– Нет! Элис, пойми, это безумие. Давай позвоним доктору Дхосаджи. Тебе нужно успокоительное или… ну, какая-то помощь. Давай позвоним.
– Дэвид, немедленно дай мне телефон, а не то я возьму на кухне нож и проткну тебя.
Он морщится. Мне не верится, что я это сказала. Почему не пригрозила просто задушить? Ведь я же не хотела его обидеть, но он подумает именно так.
– Дэвид, кто-то украл нашу дочь! Надо что-то делать, скорей!
Он отдает мне телефон.
– Кому ты звонишь?
– В полицию. Потом Вивьен. Она-то мне поверит.
– Звони в полицию, если тебе так надо. Но только не маме,
– Ты просто знаешь, что она меня поддержит. Поэтому?
– Элис, если это не Флоренс, то кто же? Младенцы не падают с неба. Я спал всего минут десять.
– Этого достаточно.
– Но есть же анализы. Можно сдать ДНК и удостовериться, что это наша дочь. Мы во всем разберемся еще до маминого возвращения. Послушай, она же моя мать, а не твоя. Это мне решать, звонить ей или нет, и звонить мы не будем, – растерянно мямлит Дэвид.
Его злит, что я вижу его растерянность и бессилие. Наверное, любую беду или неприятность он считает делом стыдным и интимным. Для него нет худшего кошмара, чем предстать перед Вивьен таким, не суметь выпутаться из этого абсурда.
– Ну, у меня-то своей нет, забыл? Вивьен мне ближе всех, и я позвоню ей, черт подери.
Голос у меня срывается.
– Пожалуйста, полицию, – говорю я в телефон и оборачиваюсь к мужу: – Зря я согласилась на переезд. Этот дом проклят. Живи мы в другом месте, этого бы не случилось.
– Что за бред?!
У Дэвида такой вид, будто ему влепили пощечину. Я оскорбила его любимый отчий дом.
– Неужели ты думала, что я брошу сына?
– Конечно, нет! Феликса мы взяли бы к себе.
Столь откровенно мы на эту тему еще не говорили.
– Прекрасно! И забрали бы его от мамы, которая после Лориной смерти заменила ему родную мать! Не верится, что ты могла такое предложить!
– Полицию, пожалуйста. Мне надо заявить о… Я и так уже прождала!
– Все пройдет, все образуется, – бормочет Дэвид себе под нос, садится на ступеньку лестницы и опускает голову на руки.
Как бы он ни старался держаться, изумление и обида его переполняют. Прежде он никогда не плакал на моих глазах. Должно быть, он уже сомневается в своей правоте. И я понимаю: он не простит меня за то, что я видела его смущение.
– Надо успокоить ребенка. Дэвид, послушай меня, пожалуйста. Ребенок напугался.
Беспомощный, растерянный детский плач пронзает мне сердце. Я из последних сил держусь на ногах.
Бедняжка Флоренс. Страшно подумать, как она, наверное, сейчас страдает. Мне нужно лишь одно – прижать ее к себе, почувствовать ее нежную щечку.
Из горла Дэвида вырывается стон:
– Что ты несешь! Послушай себя – «ребенок»! Это же наша дочь, наша Флоренс. Как тебе не стыдно такое устраивать? Положи телефон! Сама пойди и укачай ее.
Он злится не только на меня, но и на себя – за то, что простодушно поверил, будто сможет начать все заново. Поверил в счастливую жизнь со мной и Флоренс. Сейчас ему, наверное, стыдно и совестно за ту эйфорию, в которой он жил последние две недели. А мне грустно от того, что я понимаю его боль куда лучше, чем он может понять мою.
– Помогите, скорее, мне надо заявить… Да, конечно, извините.
Женский голос в трубке просит меня успокоиться. Я так рыдаю, что они не могут разобрать слов.
– … Заявить о похищении.
Расслышали со второго раза.
Горе троих человек эхом разнеслось по дому.
– Да, похитили мою новорожденную дочь Флоренс. Меня зовут Элис Фэнкорт.
4
– А ну-ка, отмотай назад, – попросила Чарли. – Ты намекаешь, что Лору Крайер убил Дэвид Фэнкорт?
– Элементарная логика! Теперь, когда исчезли Элис с ребенком, это ясно всякому, у кого есть мозги! А что этот Фэнкорт какой-то не такой, я понял сразу, едва его увидел.
Саймон подыскивал слова, чтобы объяснить свои подозрения.
– Я не вижу в нем человека. Смотришь на него и видишь пустоту. Помнишь песню Билли Айдола
[4]«Глаза без лица»?– Считай меня тупицей, – пожала плечами Чарли, отлично сознавая, что Саймон никогда не сказал бы такого вслух, – но могу поклясться, что лично руководила бригадой, которая занималась тем делом, и даже могу поклясться, что мы нашли убийцу.
– Я в курсе, – досадливо отмахнулся Саймон.
В те дни он еще носил форму патрульного. Чарли знала, о чем говорит. И все же в голове Саймона беспрестанно звучал голос, призывающий в темноте Элис. А за этим голосом – один и тот же вопрос: могла ли Элис сбежать, не предупредив его? Ведь она должна понимать, что ее исчезновение не только заинтересует Саймона как полицейского, но и встревожит чисто по-человечески. Он не сказал нужных слов. Он не успел сделать того, что необходимо.