– Сначала скажи нам, – нежно обратился к ней Джонс, – индейцы ушли от посёлка? Они больше не нападут?
– Пусть белый человек не боится. Когда великий вождь умер, дым его вигвама погас, и его народ ушёл за горы. Малеска одна.
В речи бедной девушки слышалось такое трогательное горе, что все вокруг чуть не заплакали.
– Нет, нет, клянусь богом! – вскричал Феллоус, ударяя себя по лбу ладонью. – Ты останешься у меня, будешь здесь жить, помогать Марте, и кончено. А из твоего малютки я сделаю фермера. Спорю, что он научится запрягать быков и управляться с плугом раньше, чем половина голландских мальчишек, которых тут – как клевера на третий год расчистки.
Малеска не до конца уяснила суть предложения, сделанного добрым поселенцем, но по его доброму голосу она поняла, что он хочет ей помочь.
– Когда отец мальчика умирал, он сказал, чтобы Малеска пошла к его народу, и тогда ей скажут, как найти бога белых людей. Дайте ей бумаги, и она уйдёт. Она будет радоваться при мысли о белых вождях и светловолосой девушке, которые были к ней так добры.
– Она хочет выполнить обещание, данное умирающему; мы не должны ей мешать, – сказал Джонс.
Когда он говорил эти слова, Малеска посмотрела на него с благодарностью, а Марта пошла к своей постели и вытащила из-под подушки доверенное её заботам письмо. Индианка дрожащими руками взяла письмо и с почти религиозным чувством прижала его к губам, а затем положила за пазуху.
– Белая девушка хорошая! Прощайте! – с этими словами она повернулась к двери.
– Постой! До Манхеттена много дней пути. Возьми что-нибудь поесть, или ты умрёшь от голода, – с жалостью сказала Марта.
– У Малески есть лук и стрелы, и она умеет ими пользоваться, но она благодарит белую девушку. Кусок хлеба для мальчика… он много раз просил у матери поесть, но её грудь полна слёз, и ей нечего ему дать.
Марта подбежала к буфету и принесла большой кусок хлеба и чашку молока. Когда ребёнок увидел еду, он что-то тихо проурчал и начал перебирать пальцами по материнской шее. Марта поднесла чашку к его губам и улыбнулась сквозь слёзы, видя, как жадно он глотает и какое благодарное выражение появляется при этом в его больших чёрных глазах. Когда она убрала чашку, мальчик удовлетворённо выдохнул и сонно приклонил голову на материнское плечо; казалось, её большие глаза полны лунного света, и поверх её печальных черт сияла радость; она сняла с руки браслет из вампума и дала его Марте. В следующий миг она исчезла в темноте. Добрый поселенец бросился за ней и крикнул, чтобы она вернулась, но она шагала быстро, как лань, и пока он бесплодно рыскал вокруг посёлка, она достигла берега реки; спустив на воду спрятанное в камышах каноэ, она уселась в него и пустилась в путь по обширной глади Гудзона.
Много дней, ночью и утром это хрупкое каноэ скользило по течению среди диких, прекрасных пейзажей Хайлендса[7]
и вдоль более ровных берегов, похожих на парк. В этом величественном творении бога было нечто, что смягчало печаль в сердце индианки. Она постоянно думала о словах погибшего мужа, который описал ей землю духов, где она должна с ним встретиться. Беспрестанное изменение пейзажа, солнечный свет, играющий в листве, тёмные, густые тени леса и скал с обеих сторон волновали её необузданное воображение, и она сравнивала их с небесами своих диких фантазий. Временами ей казалось, что достаточно лишь закрыть, а затем открыть глаза, и она снова увидит своего потерянного избранника. Нечто неземное было в торжественном, беспрестанном течении реки, в музыке листьев, которые касались воды, и для сердца бедной вдовы всё это звучало как нежный голос друга. Через день-два её мрачное настроение немного рассеялось. На щеках снова появились ямочки от весёлого смеха ребёнка, а когда он устраивался спать на мехах на дне лодки, её нежная, заунывная колыбельная неслась над водами, как песня дикой птицы, которая тщетно ищет своего спутника.Малеска почти не сходила на берег, только иногда собирала дикие плоды или стреляла птицу, и её верная стрела никогда не промахивалась. Привязав каноэ в каком-нибудь укромном месте у реки, она разводила костёр и готовила свою добычу, а ребёнок играл на сочной траве, кричал на вьющиеся рои летних насекомых и хлопал в ладоши, видя колибри, которые прилетали сосать мёд из цветов.