Малец

— Скорее всего, — согласился Степан, копаясь в перевязи тяжелого кафтана на грузном теле. — Но фарфор тот и в сам деле красив. А уж императорский сервиз совсем красота небесная, уж больно затейливо расписано, и краски все разные, а не только синь изразцовая. Я когда то увидел, глаз не мог отвести.

— Говоришь, красив этот фарфор? — насторожился Хованский. — А чего ж, никто не купил?

— Так цена у него такая, что большой ущерб казне будет, — в это время Степан закончил с первым кафтаном и принялся одевать своего благодетеля во второй. — Две тыщи рублей за него требует, где ж немцы такие деньжищи возьмут, они к нему даже и не приценяются.

— Так-так, — протянул боярин, появилась возможность в очередной раз утереть нос своим соперникам, и в особенности Стрешневу. Хоть и жаль было таких денег, а все же показать, что не лаптем щи хлебаем, надо, пусть знают чей род богаче.

— Ты вот что, Степан, вели запрягать, — при этом боярин передернулся, и вновь заныла нижняя часть спины, в предчувствии возможных последствий. — Посмотрим, какой там фарфор купец предлагает.

Торг встретил вельможу кричащей толпой и сумятицей, но толкаться ему не пришлось, дворовые взяли народ в кнуты, отгоняя с пути Хованского зазевавшихся, но злобствовали не сильно, так, больше для острастки, а то в этой неразберихе можно и кого из знати приголубить. Идти далеко не пришлось, стена людей отхлынула в стороны и перед Хованским открылись широкие лавки с расставленными фарфоровыми изделиями. Даже с десяти саженей боярин рассмотрел сияющую на солнце цветастой росписью утварь:

— Ты про этот фарфор сказ вел? — кивнул вельможа в сторону лавок.

— Ага, — подтвердил Степан, радуясь, что купец не успел расторговаться, и хозяин может убедиться в правоте постельничего. Пусть сам посмотрит.

А посмотреть было на что, чистейшей белизны фарфоровые изделия сияли своими цветастыми росписями и ублажали глаз совершенными формами.

— Смотри-ка, — хмыкнул боярин, протянув руку к изящному блюду. — Точно в Китае выделано, нечто еще где смогут такое сработать?

— И верно, Иван Иванович, — поспешил поддакнуть ключник хозяину, потому как не мог допустить хоть и временного возвышения постельничего в своих глазах. — Красоту такую и в царских палатах не стыдно показать.

— Не стыдно? — приподнял бровь вельможа, и сверкнул злыми глазами – расхваливать вещи при торгах в присутствии продавца, не от большого ума. — Ну, это ты, Федя, зря.

Поняв, что сморозил глупость, ключник поспешил скрыться за спины дворовых. Но не тут-то было, вести торг с купцом предстояло именно ему, а потому он был тут же с успехом извлечен из своего ненадежного убежища и поставлен рядом с постельничим для разговора с купцом, ибо невместно опускаться боярину до торгов с купцами.

Ну а дальше пошел и сам торг, одна сторона искала изъяны в изделиях и предъявляла претензии, а другая же наоборот отвергала все нападки и недостатки оборачивались достоинством.

— Да что ж ты такой жадный-то, — чуть не кричал на купца Степан. — Сам, поди, за бесценок этот фарфор в Китае взял, а с нас такую деньгу дерешь.

— Да где же жадный, — возмущался купец. — Ты вона, по рядам глянь, дешевле всех отдаю.

— Откуда ж ты взял, что дешевле, — в свою очередь влез ключник. — Вон там блюда китайские по рублю торгуют.

— Ну, так если "там" так дешево отдают, там и берите. Я же не блюдом торгую, это императорский сервиз, на двенадцать персон, сам удивляюсь, как удалось с Китая такую красоту умыкнуть. Деньгу на выкуп в складчину собирали, дешевле двух тысяч без сотни никак отдать не могу.

— Нет, купец, так не пойдет, — вновь взял слово Степан. — Мы с тобой уже сколько времени торгуемся, а ты ничего больше предложить не хочешь.

Купец натурально вздохнул, показывая, насколько он устал от таких непонятливых покупателей:

— Ладно, могу в довесок еще самовар отдать, — при этом из-за лавки было извлечено начищенное до блеска медное изделие. — Вещь в доме нужная, а для варки чая необходимая.

— Да что ж это такое делается, — тут же возмутился ключник. — В этом твоем самоваре меди всего фунтов на десять. Разве это дело?

— Ну, как хотите, — сдулся купец. — Меньше просить не могу, в убыток будет.

Степан покосился на боярина с большим интересом следящего за ходом торгов.

— Эх, без ножа режешь, купец, — постельничий почесал затылок под шапкой, после едва заметного кивка Хованского. Боярин был бы не против дальнейшего торга, но его острый глаз заметил прибытие на торжище одного из своих конкурентов. — Будь по-твоему, по рукам.

— По рукам, — тут же отозвался повеселевший купец. — И не сомневайся, доставим все в целости и сохранности.

Уходя с торга, Хованский не отказал себе в удовольствии обернуться и посмотреть, как помощники купца суетились, упаковывая сервиз в ящики, а сам купец что-то втолковывал приказчику боярина Стрешнева и в замешательстве разводил руками. То, что Стрешнев не мог самостоятельно купить фарфор за такую цену, Иван Иванович не сомневался, скорее всего, это он для Петра старался, а перебежать дорогу молодому царю в последний момент – радость.