Актеры на радостях, что отыграли удачно и получили свободу, тут же побежали в кабак, а я решил проведать Сопикова, дюже интересно как у него там идут дела, да заодно предупредить, что скоро по Москве начнутся грабежи стрелецких семей, а под этим прикрытием будут и купцов зорить, а потому не стоит экономить на охране, а лучше вообще объединиться с соседями и держать оборону против банд. Хорошо посидел у купца, рассказал ему все новости, сказал, что видел царя, поделился своими опасениями. В свою очередь Федор, его племянник, поделился информацией по поводу торговли сладкой продукцией, оказывается не учел я оборотистости купцов калашного ряда. Пока они не могли организовать конкуренцию Сопикову, то и не обозначали себя, а как пошло зерно нового урожаям, попытались наехать, но Иван Илларионович оказался не робкого десятка, отпор дал знатный, мало того, что нанятые им… э… люди сумели поколотить нападавших, так еще и в ответ прошлись по лавкам конкурентов. Сейчас установился хрупкий мир, одна сторона решила не париться из-за одного выскочки, другая удовлетворилась достигнутым равновесием.
Уходил от купца когда стемнело, специально, хотя домашние Сопикова настойчиво уговаривали меня не рисковать, мол, по Москве татей много развелось. Глупые, да мне в ночь гораздо безопаснее, чем днем, все эти гоп-стопы по темным переулкам видят в темноте гораздо хуже меня, следовательно, бояться надо не мне, а им.
Когда подходил к Немецкой слободе, услышал слабый стон, доносящийся из большой канавы у ручья. Пошел смотреть, кто это там решил устроиться на ночлег, хоть до снега еще далеко, но ночи холодные.
Вот это да, на дне канавы, чуть ли не в воде зловонного ручья лежал человек раздетый почти донага. М-да, вот тебе и наглядный пример последствий прогулок по стольному граду ночью, мне-то ладно, а вот этот человек не должен был так легкомысленно относиться к своей жизни. И что теперь делать? Как мне теперь с моими силами цыплёнка вытаскивать этого балбеса наружу, но делать нечего, лезу в канаву за телом. Так, человек средней упитанности, иностранец, это видно по остаткам одежды, русский никогда не оденет кружевные панталоны, оттого и не стали снимать последнее. Что еще? Ага, на затылке кровь, видимо подкрались и стукнули сзади, били сильно, но, слава Богу, череп не пробили, а значит, жизнь отнимать изначально не хотели. После недолгого хлопанья по щекам пострадавший открыл глаза, но судя по тому, что смотрели они в разные стороны стало понятно, что к самостоятельным действия это тело в ближайшее время не подвигнуть. Бежать за помощью бессмысленно, пока туда, пока там, пока сюда, часа полтора пройдет, да еще согласятся ли в ночь идти, надо вытаскивать болезного и тащить до дома адмирала. Оказалось все не так страшно, тело хоть и не могло самостоятельно передвигаться, но вот со сторонней поддержкой и направляющей волей вполне было способно перемещаться в нужном направлении. Хоть и жалко мне было своего кафтана, да и мало его было для взрослого человека, но уж сильно замерз болезный, поэтому снял с себя и накинул ему на плечи, все теплее будет.
В ворота дубасить не пришлось, так как дом адмирала охранялся преображенцами, а это может означать, что царь заночевал тут, как бы не пришлось мне искать другое место для ночлега.
— Кто таков? — грозно спросил меня часовой.
— Васька Дежнев, — отвечаю службе. — У Патрика Гордона прижился. Немец побитый со мной, надо бы лекаря ему.
Так бы меня прогнали без разговора, но упоминание побитого немца сразу сменило минус на плюс, так что уже через минут пять трое солдат споро тащили иностранца на кухню к печи, ибо больше некуда, в других местах ныне печей не топят, снег не лег еще, а отогревать посиневшее тело надо. Так как единственный медик у Гордона был пьян, и поднять его не смогли, обихаживать полутруп пришлось сначала преображенцам, а потом мне, с кухарками. Для приведения немца в более или менее вменяемое состояние понадобилась кружка теплого вина (редкая гадость), старая шуба и обнимание печи.
— О, майн Готт, — начал бубнить полуголый страдалец, пытаясь унять дрожь.
Ну вот, вроде бы моя миссия окончена, пойду-ка я спать в свою каморку, пока за ворота не выгнали.