Малец

— Сей ряженый вроде как Деда Мороза представляет, — принялся пояснять ему сопровождающий, на ходу. — Дюже суров этот дед, живет все время в снегах северных, тепло не любит, а к нам заглядывает только в холодные снежные зимы. Так же где-то здесь и его внучка крутится – ледяная дева, глаза синий лед, от ее дыхания птицы на лету замерзают. Перед отъездом вместо себя назначит наместницу, которая будет бороться с теплом и охранять зиму до весны.

— Складно сказ ведешь, не слышал я еще такого, — вздохнул воевода, видя как домочадцы навострили уши. — Ну и кто сие сказывал.

— Так известно кто, Васька-горелец, на его сказ вся слобода собирается. Он много сказок знает, уже с дюжину народу поведал.

Вот ведь дело-то какое, простому люду слушать сказки не возбраняется, а боярам да служивым при большой власти вроде как не по чину. Слышал Перфильев, о том, что в слободе сказочник добрый появился, и вроде как из убогих, те, кто его сказ слышал, в полном восторге, а вот пересказать не могут, и запинаются постоянно, и путаются, а было бы интересно самого Ваську послушать. Но, как уже было сказано, не по чину.

— Чего это там, — снова кивнул воевода в сторону бревна, на которые взбирались два молодца, держащие в руке мешки с чем-то легким.

— Это символ битвы добра со злом, — хохотнул сопровождающий. — Правила такие: первым на бревно, на лучшее место становится "Зло", и оно всяко поносит "Добро". За это "Добро" должно победить "Зло", сбив его с бревна мешком набитым деревянной стружкой, поставить его на колени и как бы убить, отрубив голову пером жар-птицы. А потом стать "Злом" и встать на место казненного.

Евстафий расхохотался:

— Это опять Васька придумал?

— Ага, он самый, — подтвердил мужик. — Да у него много еще там всяких придумок. Вон там, где веревки натянуты, надо добраться до смерти Кащея Бессмертного. Для этого надо пробраться по веревкам над пропастью, добраться до гнезда летающего дракона и украсть яйцо, в котором весу пять пудов.

— И чего здесь трудного?

— Так приспешники Кащея мешают, веревки раскачивают, когда молодец по ним пробирается, к гнезду надо по гладкому льду подняться, а когда яйцо молодец тащит, мосток раскачивают, под ноги вязанки хвороста кидают, а ронять-то ношу нельзя.

Тут взгляд воеводы зацепился за детишек, которые плавно скользили по льду.

— Это забава детская, из Голландии, — тут же пояснил гид. — Коньки называется. Полоска железа на валенки привязывается так, что лезвие на лед становится, оно и скользит. Но с первого раза кататься ни у кого не получается, приноровиться сначала надо. А вот там, видишь, люди пытаются на ходулях ходить, на веревке подарки разные развешены, с земли до них не достанешь, только с ходулей, а помост, чтобы на ходули стать в пяти саженях от веревки, идти надо, да ни у кого не получается.

— Смотри-ка, чего придумали, — Перфильев хохотнул, всеобщее веселье передалось и ему, но тут раздался взрыв женского хохота, он повернул голову в ту сторону. — А бабы чего там толпятся?

— А они там тоже свои игры устроили, кто ловчее окажется тому и подарок…

После того как воеводе подробно рассказали условия игры, он долго хохотал до слез:

— Так говоришь, скалкой мужу с двух саженей точно в лоб попасть, чтобы вразумить, а как попадет, ей подарок дарят?

— Так и есть. Там деревянный болван под мужика раскрашен, у него шапка одета, и привязана к веревочке, а та в свою очередь к крышке шкатулки которая сверху прилажена, как собьет хозяйка скалкой шапку с болвана, та повиснет на веревочке, и откроет шкатулку, а оттуда подарок выпадает, — подтвердил мужик. — Но не только это, надо с такого же расстояния мороженую репу в котелок закинуть, как с фунта два накидает, котелок перевесит груз на дощечке и тоже шкатулку с подарком откроет, мол, накормила мужа и вот от него подарок.

Так до сумерек и шли игрища, а потом снова бахнула пушка и разом зажгли десятка три факелов, от того все озеро залил мягкий красноватый свет.

— Пойдем, Евстафий Иванович, народ угощают, но не как на пирах, а по-походному, вон там общие столы, угощение для простого люда, то без денег, а вон там для знатного за деньгу, но и угощение много богаче.

Выставленное на стол угощение действительно выглядело аппетитным, тут и вяленый осетр, и красная отборная икра, и грибочки моченые… Да много чего на выбор, и даже вина заморские, но их не сильно жаловали, так, на пробу, в основном на ягодные соки налегали, уж больно вкус непривычен был.

— Заводик свой Зосима в Вознесенском запустил, — меж тем делился новостями приказчик. — Кирпича много выделывают, по весне думают новые кельи ставить. А еще стеклянный завод на две печи поставят, вроде как смальту варить надумали, как лютые морозы спадут, так кругляши с караваном в Москву отправят.

— Что, так много смальты выделали?

— Да какой там, — махнул рукой рассказчик. — Пока только пару пудов на пробу наварили. А для выделки поташа у Федорова накупили, да еще пасынок кузнеца Асаты на десяток пудов подрядился.

— Вот как? — приподнял бровь Евстафий. — Значит Федоров поташ и раньше выделывал, а чего в казну не сдавал?