Тут, в голове мелькнула какая-то интересная мысль, но поймать ее и обдумать Ромодановский не успел, хотя остался след надежды, а раз так, то нужно ее снова отловить. Через некоторое время повеселевший князь вызвал своего подручного Коровкова:
— Вот, что, — начал он инструктировать Любима, — в Москве выборные от стрельцов появились, челобитные Шеину доставили, однако ж, думаю, тут скверна бунта зреет с Софьей во главе, но свидетельств у меня нет. Ты вот что, найди пару людишек, пусть покрутятся меж стрельцов, намекнут, что неплохо бы было челобитную до царевны доставить, а там и настоящие заговорщики откроются.
— Так может в допросную кого из выборных, там все сразу известно станет? — Предложил сотник.
— Можно и так, — согласился князь, — да только мнится мне, что не все из них истинный замысел ведают, надо вернее узнать.
— Сделаю, — коротко ответил Любим, — есть у меня на примете толковый человек из стрельцов.
— Вот и сделай, — кивнул Ромодановский, — только смотри, здесь осторожней надо, а то еще на нас подозрение падет, поэтому, как дело сделает пусть ко мне идет, нечего ему потом по граду толкаться.
— Так чего, служивые? — Разорялся перед стрельцами Ванька Межин. — Ну отнесли вы челобитную Шеину, и что толку? Ничем он вам помочь не сможет, потому как казне не воевода.
— Ну а чего предлагаешь, Ромодановскому предать? Или вообще немцу снести? — Сразу спросили его.
— Не будет немец нашим жалованием заниматься, — отрубил выступающий стрелец, — надо царевне Софье отписать, она найдет на это крапивное семя управу.
— Ты думай, чего говоришь, — сразу вскинулся один из стрельцов, — пока мы с челобитной к Шеину, да князю, то крамолы нет, а как к Софье, так нас измене обвинят.
— Да, какая ж то измена? Заступиться просим. — Продолжал гнуть свое Межин. — Да и вспомните, в полках тоже хотели царевне отписать, она к нам хорошо относится.
— Хотели, да не отписали, — снова возразил стрелец, — а ты предлагаешь за всех слово держать не спросивши.
— Так на что нас выбрали? Чтобы мы делом в Москве занялись, а не лаялись тут по кабакам.
Уступили стрельцы напору, хоть и не хотели они изначально к Софье с челобитной идти, но уговорил черт языкастый Ванька Межин. Да и как было не поверить служивому, ежели он сам вызвался к Софье челобитную доставить, только троих с собой просил отправить, одному, мол, трудно будет охрану преодолеть.
— Ну? — Ромодановский вперил глаза в сотника, как только тот плотно прикрыл дверь.
— Написали стрельцы челобитную Софье, — кивнул Любим, — с самой царевной не встречались, но через Марфу, сестру, передали.
— Вот, оно как, — напрягся князь, — ответное письмо было?
— Нет, не писала им Софья ничего.
— Ну, того мы знать не можем, — тут же возразил Ромодановский, — а человечка своего пришли, надобно его слова в бумаге записать. И к Гордону езжай, пусть преображенцев в Москву ведет, да имает всех выборных от полков стрельцов, скажешь измена.
Дождавшись, когда сотник выскочит со двора, князь вызвал своего подручного:
— Сегодня должен здесь один из стрельцов появиться, — заявил он ему, — так ты его в подвал сразу определи, да Сашке Вялому скажи, чтобы крепче вязал, не должен он отсюда ни при каких случаях выбраться. А я вечерком навещу татя, поспрошаю на дыбе, уж слишком много вопросов к нему накопилось.
Иван Менжин заявился на двор Ромодановского в аккурат после полдня, охрана его пропустила без особого выяснения кто, да откуда — заранее предупредили.
— Ну, пойдем к князю, служивый? — Встретил его у дома-дворца порученец Ромодановского. — Хочет он тебя поспрошать кое о чем. За мной иди.
Они прошли на задний двор и двинулись к крепким постройками из толстых бревен:
— Так это, а чего князь не в доме? — Забеспокоился Иван, уж слишком подозрительным ему казалось, чтобы князю приспичило тащиться на задний двор.
— А, — махнул рукой провожатый, — в доме князь живет, а здесь службу исполняет. Да ты не тушуйся, сейчас сам все увидишь.
Увидел. Как только стрелец перешагнул порог, с боков на него навалились крепкие солдаты преображенского полка, завернули руки назад и согнули в три погибели.
— За что, братцы? — Завопил он. — Нечто я чего не так сделал?
— Тоже мне братец нашелся, — хмыкнул порученец, схватил какую-то тряпку с лавки, за волосы вздернул голову страдальца вверх и запихал ее Ивану в рот, вместе с клоком попавшей заодно бороды, — помалкивай пока, речи вести будешь, когда спросят.
Дальше стрельца повалили на землю и веревкой перекрутили руки, да так перекрутили, что буквально через минуту они потеряли чувствительность. Тогда-то до Ивана окончательно дошло, что выпускать его отсюда живым никто не собирается.
Выборных отловить не удалось, как только стало известно, кого ищут преображенцы, те сразу скрылись в домах стрелецкой слободы, поди, достань их оттуда. Да и в самой слободе солдат не жаловали, еще немного и до сшибки дойдет. Однако Патрик Гордон был настроен решительно, и солдаты под прикрытием изготовленных к стрельбе пушек, осматривали дома один за другим.