Малец

— Тоже нельзя, — согласился старый, — тут всем миром думать надо, а не то горячие головы быстро полетят. Вот гонец из Тобольска вернется, тогда и думать надо будет. А вообще казаки, здесь не только в воеводе дело.

— Как это не в воеводе? — Встрял еще один служивый, — он наши денежки на себя извел.

— Извел? — Снова согласился станичник, — только сами вспомните, когда мы последний раз замирять ходили?

— Эк ты куда повернул, так ведь потому и не бузят, что казаков боятся.

— Вот и я про это, а говорю затем, что пора на землю казакам садиться, теперь походов больших не будет, надобность в казаках небольшая. Так, больше для пугала.

Последние слова вызвали недовольное ворчание служивых:

— А если монголы, да буряты как в восемьдесят шестом году? Чего тогда воевода делать будет?

— А вот если монголы, да буряты…, — старый казак хитро улыбнулся, — тогда да, тогда о нас сразу вспомнят.

— Ага, — вскинулся старший, и тоже сделал хитрое лицо, — а ведь видели мы как-то монгольский отряд, только догнать не смогли, лошади-то больные, почитай всю прошлую зиму без овса.

— Вот и я о том, — уже откровенно заржал старый, — как бы они на караван не напали.

Митрофан наблюдал за бузой служивых со стороны и хвалил себя за предусмотрительность. Он когда еще только казаки показались на дороге, быстренько покинул приказную избу, потому как знал, чем это дело закончится: Афанасий это не Гагарин, тот все-таки из боярского рода и без своей своры нигде не появлялся, а этот… Тьфу, ты, прости Господи, еще не раз через свою безмерную жадность и зазнайство пострадает. Дьяк подождал, когда последняя подвода затеряется на улочках слободы и отправился в церковь к отцу Игнатию — пришла пора стелить соломку, казаки показали, что падение может быть очень жестким.

Служитель принял Митрофана хоть и не ласково, но видимого неудовольствия не продемонстрировал, уже прогресс. Дьяк отчитался о визите казаков и предупредил Игнатия о том, чем это в будущем может быть чревато:

— В нынешнюю зиму казаки не только без денег входят, но и прочего им ничего не выдали, а если их сильно припечет, то грабить зимние караваны пойдут, — вещал Митрофан, — а уж простой люд резать без счету начнут.

При этих словах дьяка служитель потемнел лицом, он прекрасно знал, что будет происходить по селам, когда вольница выплеснется в походы по своей земле.

— Ты вот что, Митрофан, — остановил дьяка Игнатий, — про то молчи, нечего людей зря будоражить. Отпишусь я Тобольск по своей почте, а чтобы это не замолчали, как это у нас делается, в Москву тоже весть переправлю — даст Бог, найдем припасов на иркутских казаков. Вот с забайкальскими ничего не получится, в Нерчинске бунт зреет. Воеводе ничего не говори, если узнает, последнее утащит.

— Так и тащить-то уже нечего, намедни он приказал купцов к нему слать, стращать их будет, деньги силой имать.

— Вот до чего опустился, — перекрестился служитель, — совсем Бога не боится. Ладно, иди пока, не ровен час, спохватится тебя воевода, а нам пока этого не надобно.

Когда дьяк уже намерился юркнуть в дверь, вслед донеслось:

— И погорельцев не забудь навестить, списки составь, обществом помогать будем.

— «Да, какие там погорельцы?» — Думал по пути в приказную избу Митрофан, — «Здесь такие дела творятся — истинно Армагеддон, а еще с погорельцами возись».

Но перечить батюшке было решительно невозможно, пока он был единственной надеждой на будущее, должность при новом воеводе сохранить никак не получится, зато от кнута можно извернуться.

* * *

Кузнец недолго слушал мои прожекты, да и я не стремился ему популярно объяснять, чего хочу, но суть моих стараний уловил:

— Так чего говоришь, болотным дерном сверху для тепла закрыть крышу хочешь? — принялся он теребить свою спутанную бороденку, будь у него густая растительность на голове, ее бы чесал, а так…, — а не осыплется?

— Ну дерн болотный разный бывает, вот, я тут для посмотра принес, — протянул я ему пласт молодого торфа.

Пласт этот действительно был качественный, корешки растений переплелись настолько плотно, что разорвать его поперек было очень трудно, только на слои более или менее хорошо делился.

— Ты смотри, действительно хорош, — мял в руках кузнец, принесенный мной образец, — а ведь должен тепло удержать, прям как пенька.

— Хорош-то он хорош, да для того чтобы его нужной толщины нарезать полотно пильное надо.

— Ну, допустим, полотно я тебе дам, — согласился он и тут же сверкнул глазами, — только мне на избу, тоже такого два воза надо. Завалинку поправить и верх заложить.

У, вымогатель, и ведь знает, что мне некуда деваться:

— Хорошо, — соглашаюсь, демонстрируя неуверенность своего решения, — только телегу тогда будет на пару дней нужно.

— Будет тебе телега, и Михея в помощь дам, — кивнул кузнец, — а потом и сам подойду посмотреть, чего у тебя получилось. Где, говоришь, землянку копал?