Малибу

Эмма писала все это и вдруг почувствовала, что ее захватила сцена, которую она придумала сама. Не было уже никакой Мелиссы Вэйн. Все, что она писала сейчас, происходило именно с ней, Эммой. Она чувствовала, как его стальная плоть входит в ее тело, приколачивая ее к полу. Она чувствовала на себе его сильные руки, ласкающие груди, его зубы, покусывающие соски… Чем дальше Эмма писала, тем больше чувствовала возбуждение. У нее все было влажно и горело огнем желания. Этот проклятый актеришка! Что же он с ней делает! Сколько же будет длиться ее пытка? Если все пойдет и дальше в таком духе, то у нее просто не хватит сил…

Снова ее мысли вернулись к спасительной соломинке — к ее мести Пэт Паркер. А как она будет читать сценарий с перекошенным от злости лицом. Она просто должна взорваться от этой сцены, или Эмма ничего не понимает ни в людях, ни в жизни. В самых крутых сценах, конечно, можно найти дублера, скажем, Хэрри Римса, он уже дебютировал в ее «Нью селебрити», и довольно успешно. Да, все это правильно, но Эмма писала сейчас сценарий в расчете только на одного человека — Тони Валентино и в расчете на одного конкретного режиссера — Пэт Паркер…

Эмма резко рассмеялась, не в силах сдерживать свои эмоции, и довольно потерла свои маленькие толстые ладошки.

Так, Тони должен поднять ее с пола и продолжить свои изыскания уже в более комфортабельных условиях на кровати. Так, там должно быть много всяких подушек и подушечек, несметное количество покрывал и простыней. На Мелиссе можно оставить кое-что из одежды, бретельки расстегнутого лифчика и обрывки трусиков… Нет, не надо оставлять ничего. Пусть камера покажет ее роскошное тело полностью обнаженным, единственное, что можно оставить на нем, так это следы рук Тони Валентино…

Эмма поерзала на кресле-качалке и решительно вывела следующие строчки: «Он легко поднял девушку, словно она была пушинкой. Последние остатки ее одежды слетели на пол. Тони прижал ее лоно к своим губам и вдыхал ее запах, ее аромат. Девушка извивалась в его объятиях, терлась грудью, целовала его. Тони подошел к кровати, одной рукой удерживая девушку, другой отшвырнул все роскошные покрывала и бросил девушку на них. Она упала на спину, ее ноги широко раскрылись. Глаза заблестели, губы увлажнились. Она застонала в предвкушении удовольствия и протянула к нему руки…»

Так-так-так… Спокойно. У Эммы пересохло во рту, пульс участился. Прежде всего надо самой успокоиться. Сейчас Эмма была абсолютно уверена в том, что отношения Пэт Паркер и Тони Валентино закончатся одновременно с финальными титрами фильма «Малибу». А потом этот противный актеришка, который посмел прилюдно ее унизить на выпускном вечере в театре-школе Джуллиарда и потом еще и отверг ее любовь, будет стоять перед ней на коленях. Да, на коленях и будет делать ей… Нет, не сейчас, не надо забегать так далеко. Всему свое время. Надо, чтобы он привык к мысли, что она теперь директор студии, а желание хозяина всегда закон. И он будет выполнять все ее желания. Только не надо слишком торопиться. Когда спешишь, то можно и опоздать…

Медленно осуществляя свой план, Эмма добьется своего. Она превратит этого роскошного жеребца в ручного теленка. Она вовсю еще насладится его мужской силой и никому его не отдаст. Тони Валентино должен стать ее вещью, ее рабом.

Эмма сидела, уставившись в лист бумаги перед собой, глядя на буквы и строчки. Внезапно они стали кружиться у нее перед глазами в эротическом танце, где мелькали все подробности мужской красоты и гордости Тони Валентино В ее ушах снова зазвучал Вагнер! Сегодня вечером она встретится с Мелиссой Вэйн, ставшей ее союзницей, и они вволю напьются первой крови их врага и любовника Тони.

Эмма Гиннес сидела в офисе за своим столом в позе, означающей, что она теперь хозяин в этом доме. Правда, выглядела она немного мелковато для этой роли, но тем не менее она была директором. Напротив нее сидела несравненная Мелисса Вэйн в обтягивающих ее стройные ножки голубых джинсах. Ее большие груди свободно переливались под тонким свитером. Она взглянула на Эмму, потянулась, как большая кошка, и мягко произнесла.

— Что же, Эмма, не могу сказать, что очень уж удивлена. Но обрадована — это уж точно. Это на пользу мне, на пользу тебе, на пользу всем женщинам.