Малина

Итак, если к единству времени я пришла не столько случайно, сколько под страшным нажимом, то единством места я, напротив, обязана милосердному случаю, ибо это единство найдено не мною. В этом куда более невероятном единстве я обрела себя, я в нем освоилась — о, и как еще освоилась, — ведь это место, в общем и целом, Вена, что само по себе неудивительно, правда, в сущности, местом действия является всего лишь одна улица, вернее, маленький отрезок Унгаргассе — Венгерской улицы, а получилось это потому, что мы, все трое, Иван, Малина и я, там живем. Когда смотришь на мир из Третьего района и поле зрения у тебя так ограничено, то, естественно, склоняешься к тому, чтобы как-то выделить эту Унгаргассе, что-то о ней разузнать, расхвалить ее и придать ей некоторое значение. Можно бы сказать, что улица эта особая, потому что начинается она в довольно-таки тихом, приветливом уголке Хоймаркта — Сенного рынка, и отсюда, где я живу, виден Городской парк, но еще и зловещий Центральный рынок и Таможенное управление. Пока еще мы находимся между степенными молчаливыми домами, и только почти сразу за домом Ивана под номером 9, с двумя бронзовыми львиными мордами на дверях, улица становится более беспокойной, беспорядочной и хаотичной, хоть она и приближается к дипломатическому кварталу, но оставляет его справа от себя и не обнаруживает близкого родства с этим «аристократическим» кварталом, как его между собой называют венцы. Множеством маленьких кафе и старых ресторанов улица доказывает свою полезность, мы заходим к «Старому Хеллеру», а до него нам встречается нужный людям гараж, автосервис, также очень нужная «Новая аптека», табачная лавка на перекрестке с Нойлинггассе, не следует забывать и хорошую булочную на углу Беатриксгассе и спасительную Мюнцгассе, где мы можем парковать наши машины, даже когда нигде уже нет места. Кое-где, скажем, на уровне Итальянского консульства и Итальянского института культуры, этой улице не откажешь в известной респектабельности, но все же ее здесь маловато, ведь едва завидев подъезжающий трамвай О или внушающий опасения гараж для почтовых фургонов, на котором красуются две таблички с невразумительными надписями: «Император Франц Иосиф I, 1850» и «Канцелярия и мастерская», забываешь о претензиях этой улицы на изысканность, зато вспоминается ее далекая юность, старая Хунгаргассе тех времен, когда приезжавшие из Венгрии купцы, барышники, торговцы волами и сеном, находили здесь пристанище на постоялых дворах и в трактирах, — вот с той поры она и тянется, как пишут в официальных справочниках, «образуя широкую дугу в направлении города». Когда я следую по этой дуге, на которую заезжаю иногда с улицы Реннвег, она останавливает мое внимание все новыми и новыми подробностями, оскорбительными новшествами, магазинами, которые именуются «Современное жилище», однако для меня они все равно важнее, чем торжествующие над этой улочкой площади и магистрали города. Ее не назовешь совсем неизвестной, люди ее знают, но приезжий никогда не увидит, так как видеть здесь нечего, здесь можно только жить. Турист повернет обратно уже на Шварценбергплац, самое позднее — на Реннвег, у дворца Бельведер, с которым нас роднит лишь честь принадлежать к Третьем району, а выйти на нашу улицу гость мог бы, скорее, с другой стороны, от Федерации конькобежного спорта, если он остановился в новой стеклянной коробке, в «Vienna Intercontinental Hotel», и слишком далеко забрел, гуляя по Городскому парку. Но в этот парк, над которым когда-то, мне в угоду, звонким срывающимся голосом запел белый как мел Пьеро,

мы заглядываем раз десять в году, не больше, потому что от нас туда всего пять минут ходу, а Иван, который принципиально не ходит пешком, несмотря на все мои просьбы и заискиванья, видел этот парк вообще только из окна машины, — уж больно он близко от нас, и подышать воздухом и прогуляться с детьми мы ездим в Венский лес, на Каленберг, к замкам Лаксенбург и Майерлинг, даже в Петронель, Карнунтум и Бургенланд. К этому Городскому парку, до которого нам рукой подать, мы относимся сдержанно, без всякой теплоты, и на меня больше не веет оттуда ароматом далеких лет. Иногда я еще с тоской замечаю первые цветы магнолии, но нельзя ведь каждый раз делать из этого историю, и если я, как сегодня, не придумав ничего нового, опять скажу Малине: «Кстати, видел ты магнолии в Городском парке?», то он с его неизменной вежливостью кивнет мне в ответ, да только эту фразу про магнолии он уже слышал.