Малинджи

- Ой, да ладно! – скривился Карл, - Тебя послушать, так ваш Малинджи оказался паршивой овцой. А ничего, что бесчисленное количество святош вопреки предостережениям этих ваших хранителей, лазило по запретной территории? Включая, конечно, и мудрых старейшин?

- Ты все верно говоришь, - кивнул Ярран, - но долгие столетия люди ходили прощаться к Реке, и никакого зла не случилось. Уважение к Тайне, благодарность за владение ей и бережное к ней отношение – вот были наши заповеди, которые мы считали залогом безопасности. Может быть, и тогда мы наносили вред миропорядку, но последствий никаких не наблюдали, а потому и думали, что все делаем правильно. Но, видать, Хранители лучше знали человеческую природу и видели гораздо дальше, чем когда-либо смогут самые мудрые из наших старейшин...

Глава 4

Некоторое время спустя умерла его мать. Она не захотела бросить родные места ради особняка и по-прежнему жила в поселке. А Малинджи уже долгое время наведывался к ней только по дороге к Горе Ти. Иногда он останавливался возле материнской хижины и выгружал ей продукты и кое-что по хозяйству, но чаще лишь притормаживал и подавал сигнал, дескать, «Привет, мать! Пока, мать!». На заднем сидении его черного внедорожника всегда сидели чужие. Черные вуали, черные перчатки, черные шляпы – неизменные атрибуты фальшивой скорби белого человека.

- Почему фальшивой? – смущенно спросил Карл, вспомнив, что совсем недавно поймал себя на мысли, что надо будет прикупить черный костюм и черный зонт. На всякий случай.

- Потому что это, как правило, единственные проявления скорби. Кто скорбит по-настоящему, не задумывается об аксессуарах, - губы Яррана дрогнули в иронической ухмылке, когда он увидел, как забегали и опустились глаза собеседника. Выдержав небольшую паузу, он продолжил:

- Мать его умирала несколько дней и без конца звала своего единственного сына. Он знал об этом, потому что как только стало ясно, что дни ее сочтены, мы отправили в Дарвин мальчишку с запиской. Но Малинджи появился, только когда ее тело уже подготовили к погребению и вынесли из хижины. Поселок загудел, когда он, даже не притормозив возле порога, где уложили обернутое полотном тело, отправился прямиком к пещере. Попрощаться. Не иначе, хотел выведать у матери, где она припрятала свое небольшое золотишко, - решили все. Но те, кто смог разглядеть его, говорили, что это ему уже ни к чему. Мол, выглядел он совсем плохо – осунувшийся, облысевший, с запавшими глазами. Сам ни сегодня-завтра отправится за Реку.

Через несколько дней его машину обнаружили у входа в Пещеру, а сам он пропал.

Никто не ожидал, что такой опытный проводник оступится и сойдет с Тропы, но это произошло. Что ж, не он первый, не он – последний. Никто не горевал о нем, включая, видимо, и его жену. Говаривали, что ее частенько видели в Дарвине в компании какого-то белого молодого хлыща.

Про Малинджи уже стали забывать, когда неожиданно несколько лет спустя его обнаружили у Священной Пещеры

Он был крайне истощен и совершенно невменяем, за несколько лет скитаний превратившись в древнего старика. Мне было около четырнадцати, и я прекрасно помню, как его на волокуше доставили в поселок. Высушенный, как древняя мумия, с длинными седыми космами и весь испещренный старыми шрамами, словно кто-то когда-то резал его ножами. Блеклые, водянистые глаза были совершенно безумны и казались слепыми. Он как-то странно передвигался, словно… ну, не знаю. Словно забыл, как это правильно делать. Речь тоже давалась ему с трудом, будто он позабыл родной язык, и он то и дело начинал лопотать на каком-то неведомом наречии. А вот кровохарканье, которое давно должно было свести его в могилу, осталось лишь в воспоминаниях.

Несколько часов спустя он ненадолго пришел в себя и рассказал, что случайно сошел с тропы, бесконечно долго скитался в пустоте, и только по счастливой случайности вышел на Побережье. По его словам, другого пути, кроме как попробовать пересечь Реку, у него не было, ибо он понимал, что вдоль берега может бродить тысячелетиями и так и не наткнуться на Тропу. Что было по ту сторону, он ничего не помнил. Или, скорее, не захотел рассказать, но, очнувшись в хижине матери, он понял, что из-за Реки вернулся с немыслимым знанием – как не только общаться с усопшими, но и приводить их назад. Чтобы они… продолжали жить!

…

Карл подался вперед и внимательно вгляделся в лицо коллеги. Вот оно! Но не шутит ли он? Лицо Яррана было спокойно и серьезно. Лукавый огонек, который обычно мерцал под его кустистыми бровями, потух. Да и какие могут быть шутки, когда он, Карл, собственными глазами видел старые шрамы от аутопсии на теле только что умершего старика?!

…

- Малинджи охотно поделился своим открытием. Люди пришли в ужас и созвали совет старейшин племен Северной территории, который выслушал Малинджи и постановил немедленно изгнать безумца. Ведь надругательство над покойниками, к которому сводилась суть ритуала, было меньшим из зол. Речь шла о надругательстве над Мирозданием!