Малиновая шарлотка

– Почему красивые женщины так часто мучают мужчин и делают им больно?

– Они мстят.

– Мстят?

– Да. Мстят. За те обиды, которые нанесут им мужчины, когда они станут некрасивыми…

– Странно…

– А еще за несбывшиеся мечты…

Элизабет замолчала и поднесла бокал с виски к губам.

Какие у нее сочные губы, как у той негритянки в фильме, отметил про себя Валентин. Раньше он этого не замечал.

– А что может значить, если мужчина дарит женщине дорогое украшение?

– Если муж, – то для того, чтобы еще больше восхищаться ее красотой или… чтобы загладить вину.

– А если не муж?

– Тогда только одно. Мужчина так страстно желает ее, что готов даже заплатить.

– Да?..

– Хотя, может, и наоборот. Она так ему понравилась в постели, что он не против повторить. В любом случае это плата – или аванс, или расчет… – Элизабет рассмеялась: – Своеобразный любовный бизнес.

Валентин неуклюже улыбнулся и достал сигарету.

Он уже час сидел в ее ресторанчике в каком-то размазанном состоянии. Известия о деньгах и о серьгах настолько взволновали его, что он не знал, что делать. Ему хотелось возненавидеть Диану за ложь и одновременно встать перед ней на колени в благодарность за то, что гордая амазонка попросила отца о деньгах.

Элизабет тоже закурила и стала рассуждать о том, что для подавляющего большинства мужчин даже легкий флирт его женщины на стороне воспринимается крайне болезненно, не говоря уж о настоящем приключении. Это женщина умеет искренне прощать и забывать обиду, а мужчина устроен по-другому. Он, конечно, прощает, но не забывает. Практически никогда. Поэтому женщина, если дорожит мужчиной, должна беречь его больное самолюбие.

Валентин молчал, разглядывая висящую на стене картину, где за оконным стеклом билась в сером дожде бабочка с яркими крыльями. «Она, наверное, тоже возвращалась с веселого приключения…»

– Может быть, он не может забыть, потому что у него на сердце навсегда остается шрам? – тихо произнес он.

– Шрам? – переспросила Элизабет.

– Это образно, – ухмыльнулся Валентин и достал сигарету.

– Может быть… – как-то неуверенно согласилась подруга Дианы, разглядывая янтарный цвет виски в бокале. – Но на самом деле, если сильно любишь и не хочешь терять, можно жить и со шрамом. Люди же живут с больной печенью. Пьют таблетки, иногда мучаются приступами, но все равно счастливы. Печень же не выбросишь. Такова жизнь, и не в наших силах ее изменить. Все совершают ошибки и глупости.

– Наверное …

– А знаешь, Валентин, – в глазах Элизабет вдруг промелькнула искорка. – Если честно, то, чтобы сводить мужчин ума, женщина должна быть капельку порочна.

– Как Кармен? – переспросил он.

– Ну да, как свободная цыганка.

– Или невинна… – усмехнулся Валентин.

– Невинна?

– Ну да, как Дездемона….

– Действительно! – Элизабет рассмеялась.

– … Но и в том и в другом случае все закончилось печально.

– Только потому, что в первом случае мужчина оказался слишком слабым и не смог вынести порочности, а во втором – не поверил в невинность.

(Слишком слабым или слишком любящим?)

Они замолчали, думая каждый о своем. Только их сигареты встречались в пепельнице. Одна тонкая с розово-золотистым ободком, другая обычная с двумя полосками, серебристой и голубой. Элизабет допила виски.

– А знаешь, откуда шрам у Дианы на руке?

Валентин вздрогнул.

– В молодости у нее был бурный роман с одним странным юношей, про которого все говорили, что «он немного не в себе». И однажды тот, застав ее в компании с другим парнем, в порыве ревности набросился на них с ножницами.

– С чем?

– С обычными ножницами. Никто, конечно, не умер, но шрамы остались у всех.

– А где застал? В постели? – переспросил Валентин, почувствовав, как забилось сердце.

– Может быть…

Валентин поймал на себе усмешливый взгляд собеседницы.

– Подробностей я не знаю. Правда не знаю. Только, пожалуйста, Валентин, я тебя очень прошу, не проболтайся Диане, что я тебе рассказала. Ладно? У меня как-то случайно это получилось.

Он кивнул, ощущая комок в горле.

– Диана – чудесная, самобытная натура, с бушующим огнем в душе. А твоя ревность – это гнилое болото, которое засасывает тем глубже, чем больше нервничаешь и дергаешься. Извини, если сказала резко, но вы мне оба очень дороги. Хотя, знаешь, может, ты был прав в прошлый раз, когда утверждал, что тебе нужна другая женщина – более мягкая, что ли. «Не жгучая». Или ты не боишься рано или поздно обжечься?

Валентин смутился, увидев в карих глазах напротив выражение, которое часто видел у своей бабушки.

– Но в любом случае, – продолжала она, – мужчина должен быть сильным и не обращать внимания на всякие глупости или найти в себе силы уйти.

– Куда уйти?

– К другой женщине, например, – от души расхохоталась Элизабет.

– Тебе легко рассуждать. Ты красивая. А мир вокруг красивых женщин отличается от мира остальных людей…

– Перестань, Валентин, – не дала ему закончить мысль Элизабет. – Ты тоже не урод, а привлекательный и очень интересный мужчина. У всех свои проблемы. Думаешь, у меня полно ухажеров?

– Думаю, что да.

– Тогда почему я до сих пор одна?

– Не знаю, – Валентин с глупой улыбкой замотал головой.

– Да потому, что я тоже не подарок. Например, никогда не прошу мужчин прийти ко мне, как бы мне этого ни хотелось.

– Почему?

– Боюсь отказа. Боюсь панически, вдруг он скажет «нет»? Что мне тогда делать?

Валентин ощутил некоторую неловкость от откровенных слов и опустил глаза, следя, как искривляется, поднимаясь вверх, дым от сигареты.

– Или я не могу терпеть, когда мужчина от меня уходит после того, как мы позанимались любовью, – грустно усмехнулась Элизабет. – Меня охватывает такое чувство, как будто мной попользовались и бросили. Знаешь, как это неприятно. Особенно если попадется «крутой», сексапильный мачо. – Она вдруг засмеялась. – Хотя, если посмотреть со стороны, мои слова – это полный бред! Банальные цитаты из феминистических книжек. Мы все чего-то ищем, кого-то ждем, хотя часто сами не знаем, чего и кого. Я недавно вычитала очень верную фразу: «Пытаясь догнать бесконечность далекого, не успеешь увидеть совершенство близкого…»

Элизабет замолчала. Ее пальцы осторожно потушили о край пепельницы недокуренную сигарету с розово-золотистым ободком.

В зале ресторана слышался голодный стук приборов о тарелки, игривое звяканье бокалов и аппетитный шум голосов многочисленных посетителей.

Официант принес сок, кофе и десерт. Фисташковое бланманже в хрустальной креманке, украшенное блестящей вишенкой в карамели и круглой засахаренной долькой апельсина. Оранжевой и почти прозрачной, похожей в центре на краешек ажурного женского белья.

– Предлагаю бросить этот дурацкий разговор. – Лицо Элизабет неожиданно посветлело, как будто сбросило грустную маску. – Вы с Дианой взрослые люди, и не мне вам советовать, как жить. Ты еще не пробовал новый десерт?

– Ты же знаешь, мне пока нельзя.

– Извини, забыла. Но когда выздоровеешь, обязательно попробуй. Его у нас подают только весной и летом, потому что фисташковое бланманже обязательно должно быть украшено какими-нибудь белыми цветами, например веточкой жасмина.

Хозяйка ресторана сделала глоток кофе, достала за хвостик карамельную вишенку и, запрокинув голову, положила в рот.

Валентин увидел кончик ее языка и отвернулся. Ему вспомнилась черешня. Крупная, темно-красного, почти черного цвета. С косточкой внутри, которую бережет сочная мякоть-пульпа. Черешня. Упругая и гладкая, то появляющаяся, то исчезающая между бледно-розовыми губками. Однажды они купили с Дианой целый килограмм. Прохладные, только что вымытые ягоды было так удобно держать за веселые хвостики и кормить друг друга. Или разложив на голом животе, водить кругами, опуская то вверх, то вниз…

– Кстати, у тебя все в порядке? – вдруг спросила Элизабет и взяла его за руку. – Я почему-то так переживала за тебя, когда ты позвонил, а мы с сыном были за городом.

– Да. Все в порядке.

– Извини, что ничем не могла помочь.

– Я, пожалуй, поеду, – Валентину захотелось скорее увидеть Диану.

– Удачи, – поцеловала его на прощание хозяйка ресторана.

Он взял чемодан, за которым приезжал, и вышел.