Малиновка поёт лишь о любви...

Но он пересилил себя, уехал прочь от озера, унося в сердце образ обольстительной сирены.

И новый удар прямо в сердце – когда он увидел сирену во второй раз. Благородную леди, величественную, как королева, желанную, как фея, и… его кузину. Мечты разбились, оказавшись греховными, недозволенными. Но если он был поражен ее красотой, то Дьюлла была поражена его уродством. Только посмотрела – и упала, как подкошенная. Еще один удар – точно в две мишени, и в сердце, и по самолюбию.

Он никому не позволил прикоснуться к ней и сам перенес в комнату. Тело девушки показалось ему почти невесомым, он пытался уловить ее дыхание, но щека не почувствовала даже малейшего движения воздуха от ее ноздрей. Он чуть не умер тогда от страха, опасаясь, что кузина оказалась настолько впечатлительной, что не вынесла лицезрения кривобокого урода. И как же обрадовался, когда она пришла в себя! Только радость снова сменилась тревогой – его сестра не произнесла ни слова, да еще леди Кандида, приставленная к ней наставницей, подлила масла в огонь – немая, с ней невозможно ладить, буйная, чуть что не по ней – убегает, сумасшедшая, дурочка!..

Может, именно поэтому отец поселил ее в захудалом замке? Не представил семье, а прятал ото всех?

Но разве такая красота может вмещать глупость? Рик не мог в это поверить. Девушка смотрела на него совсем не безумно, а ему приходилось встречать и сумасшедших, и бесноватых. К тому же, он был уверен, что небеса не бывают так жестоки, и красивый сосуд должен быть наполнен, а не пуст. Понаблюдав за ней, он убедился, что она не может быть немой от природы – немые не слышат, а Дьюлла не страдала отсутствием слуха. Она понимала всё или почти всё, что ей говорили. В чем же дело? Почему она молчит?..

Он следил за ней – и когда они находились вместе в церкви или в гостиной, и когда она думала, что одна, удирая в сад. Странно, но в ее внешности он не замечал фамильных черт Босвелов. В его семье почти у всех были темные волосы, резкие, рубленые черты, длинные носы и надменные, тяжелые подбородки. Это было красиво, некоторые даже называли Босвелов «величественными», но вся эта монументальная красота не шла ни в какое сравнение с красотой Дьюллы.

Девушка была похожа на фею, на лесную пугливую птаху – легкокрылую, проворную. Такая же верткая и такая же яркая, как ее тёзка-малиновка – с золотисто-рыжими кудрями до самого пояса, с нежным овалом лица и точеным носиком – чуть вздернутым, придававшим особое очарование. А глаза… он взглянул в них – и утонул, как в лесных озерах. Зеленые, прозрачные, маняще-притягательные… Может, Дьюлла похожа на своего отца, а не на Ловис?

И только тут он подумал: а кто отец этой красавицы?

Покойный граф Босвел ни словом не обмолвился об этом, да и тетушка Ловис уже давно закончила свои дни в монастыре, добровольно приняв монашеский постриг. И никто не слышал ничего про ее мужа…

Незаконнорожденная!.. Он испытал острое чувство жалости к Дьюлле – тогда становится понятным, почему ее столько времени прятали. Его отец прижил несколько бастардов, но к ним отношение было совсем другое. Одно дело – бастарды от благородного лорда, и совсем другое – от благородной леди, которая пала так низко, что согрешила с неизвестным мужчиной без брака.

Неужели, сестра его отца была именно такой? И поэтому ушла в монастырь – замаливать грехи? Расспросив слуг, он с удивлением узнал, что Дьюлла объявилась в замке всего полгода как. Отец привез ее ночью, в спешке, грязную и уставшую, в каких-то невероятных лохмотьях, распорядился отмыть, накормить и приодеть, назначил леди Кандиду - вдову, жившую из милости на его землях, на должность наставницы при юной леди, и отбыл, так ничего толком и не объяснив.

Рик приказал, чтобы приехал секретарь отца и привез все архивные записи. Их оказалось немного – сундук средних размеров. И все – абсолютно бесполезные. Покойный граф не слишком утруждал себя ведением семейных дел, и большинство документов относилось к политической переписке с союзниками короля в последней войне. Несколько записей было относительно взыскания арендной платы, пара договоров о покупке чистокровных салезских лошадей…

Секретарь смог рассказать не больше, чем рассказали пергаменты и папирусы, ему ничего не было известно о дочери Ловис Босвел, или о браке сестры покойного милорда с кем-либо.

Раздумывая над этим, Рик все больше склонялся к мысли, что брак тетушки был тайным. Ловис Босвел считалась одной из самых красивых, родовитых и богатых невест Бретани, и бросить на ветер такую прекрасную козырную карту, упустив возможность породниться с каким-нибудь влиятельным семейством, отец просто не мог. Да и в монастырь она ушла, объявив, что испытывает неприязнь к браку и желает посвятить жизнь небесам.

Эту тайну могла раскрыть только сама Дьюлла, но она молчала.