Малиновые облака

— А так. Я в совхоз записался. Сразу приняли. Еще обещали дать квартиру, да мне ихняя квартира не нужна… Видела наш дом? Это соседи помогли. Еще куплю шифер, сделаю веранду, разобью палисадник. Сам буду за цветами ухаживать. Я все могу! Я всем нужен, никто не скажет, что я лишний. Плотником могу, токарем…

— А я как же?

— И ты переезжай сюда. Что из того, что ты тоже на пенсии? Забыла, что ли, как работать?

— Хватит, Стапан. Не молодые мы с места на место перебегать.

— Это да… Нам бы пораньше сюда приехать…

— Знала бы, не пустила продавать… Самой надо было.

Через месяц и она переселилась в деревню. Как говорят: куда иголка, туда и нитка.

ГОСТЬ

Перевод А. Спиридонова *

Игорь Петрович Сапсайкин проснулся в пять часов утра. Таково уж расписание его жизни: вставать ранним утром, когда тихо еще вокруг; когда поют мелкие пташки, а вороны, ссорясь, отталкивая друг друга, роются в мусорном бачке, выуживая корочки хлеба, картофельные очистки, рыбьи головы, шкурки от апельсинов; когда с игровой площадки детского садика, расположенного во дворе этого многоэтажного дома, еще доносится по-ночному дикий кошачий ор, от которого тошно становится на душе; когда голуби, проносясь мимо балкона, со свистом и шорохом режут крыльями прохладный воздух. Всех и все приемлет на свете Сапсайкин, а этих дармоедов терпеть не может. Ладно, лентяи, попрошайки они, но зачем цветы на балконе рвать и топтать, зачем гадить на пол и перила, так любовно вымытые и протертые Игорем Петровичем?! Нищенствующие, никчемные существа. Сами себе пропитание добыть не могут! Живут из милости человечьей, да ему же и гадят.

По обыкновению, Игорь Петрович первым делом смотрит во двор: солнечно ли будет сегодня, идет ли дождь, или туман опустился? Потом окидывает пристальным взглядом мастера мебель, которая занимает всю залу: как приклеился шпон, ровно ли лег лак, подходят ли по цвету при утреннем освещении отреставрированные части? Соответствуют ли температура в комнате и влажность? Конечно, он и вечером осматривал мебель, но ведь прошла ночь. Другое время, другой взгляд… Затем готовит материалы для вечерней работы, чтобы, вернувшись, не мешкая взяться за дело. Завтракает, одевается и выходит, трижды повернув ключ в замке. «Здравствуйте», «Здравствуйте», — кивает соседям, спеша на автобусную остановку. Вернувшись со смены, с полчаса сидит за столом, чаевничает, и лишь потом принимается за работу: пилит, долбит, строгает, клеит, красит, шлифует — и так до седьмого пота. Каждый день, каждый месяц, каждый год, без выходных и отпусков. И не в тягость это — в удовольствие.

Правда, дети, изредка навещая отца, ворчат: «И чего ты стараешься так, не бережешь себя? Денег у тебя, чай, машины на две будет. Бросай все, живи себе в удовольствие!» И не понимают, что Игорь Петрович не для денег работает по вечерам — для души. Хотя, честно говоря, от денег тоже не отказывается. Только все же на первое место ставит любовь к делу, душевную склонность, пристрастие. Ведь он — столяр-краснодеревщик. Да какой! Второго такого в городе искать да искать! Страсть эта обнаружилась у него еще в детстве. Сначала выделывал разного рода безделушки: свистульки, игрушки разные, потом перешел на полочки, табуретки и, наконец, — шкафы, буфеты, секретеры — вещи серьезные, дорогие. В городе многие знают его в лицо, ценят, чуть что — бегут: «Помогите, пожалуйста». И он помогает: ремонтирует, реставрирует, а иногда и заново восстанавливает мебель. На упреки детей лишь машет рукой: «Не ваше дело». Не больно-то он их жалует. Внуков же встречает ласково, приветливо: угостит сладостями, поговорит, на коленях покачает. Но тоже недолго — время дорого, заказчики ждут. Ссадит с колен — и к себе, к верстаку: «Вы тут сидите, угощайтесь, гостенечки, а у меня работа…» Крепость его характера дети испытали на себе, и не раз. Как-то дочь Зина, что живет в Казани, заикнулась было о займе на покупку «Запорожца». Но отец так посмотрел на нее, что больше никто из них никогда о деньгах и не заговаривал.

Проснуться-то он проснулся, но вставать не торопился, лежал. Показалось ему, будто что-то произошло, нарушилось что-то без его ведома в жизни, в твердом ее расписании. Посмотрел на часы, повернулся на другой бок — нет, беспокоит что-то, томит душу. Не старость ли подошла? А может, сон дурной приснился? Почему так тяжело? Почему ничуть не тянет в другую комнату, к верстаку?

Постой-ка! А ведь действительно видел сон. Не дурной, а очень даже хороший — молодой, чистый. После такого сна не лежать бы бревном, а бежать вприпрыжку, размахивая руками. Снилось, будто бы он в родной деревне Тонакпай. Отец, мать, тут же бегают две младшие сестренки. И так хорошо, так свежо и светло вокруг…