Читаем Малёк полностью

13.25. Потолкав еще немного, папа решает, что нужно открепить прицепное устройство и поднять его в воздух. Тогда под действием ускорения лодка соскользнет с прицепа и спустится на воду. Мы медленно приподнимаем буксирный крюк, и действительно, лодка как по маслу соскальзывает в воду. К сожалению, сам прицеп тоже двигается вверх и вперед и с оглушительным треском падает на крышу «рено». Как в замедленной съемке прицеп съезжает по крыше и с душераздирающим грохотом врезается в заднее стекло автомобиля. И наступает тишина. Потрясенная тишина.

13.37. Толпа ржущих зевак наблюдает, как мы с папой выталкиваем буксирный крюк с заднего сиденья машины. Когда к нам возвращается контроль над ситуацией и некое подобие самообладания, по рядам проносится волна насмешливых аплодисментов. Ругнувшись вполголоса, папа приказывает мне садиться в лодку. Мы плывем к устью реки.

13.40. Оказавшись вне поля зрения зевак, папа опрокидывает первую послеобеденную банку пива и сразу приободряется.

17.00. Не считая пары мелких лещиков, нам нечем похвастаться в этот насыщенный событиями первый день рыбалки.

<p>21 июля, пятница</p>

06.00. Не побоявшись ледяного предрассветного ветра, неустрашимые Мильтоны сидели в устье реки и ждали прилива. Вдруг из воды, как торпеда, выпрыгнула длинная костлявая рыба, и начался дурдом. Моя бобина предупреждающе завизжала, папа завизжал от восторга, а я — от испуга. Рыба (позднее мы поняли, что это был скипджек[43]) все выпрыгивала и выпрыгивала из воды, пока наконец не обернулась вокруг якорного каната, лодочного мотора и трех чужих лесок. Тут она снова выскочила, и леска с треском оборвалась. По правде, я был рад, что скипджек вырвался — жалко убивать такую красивую рыбу, устроившую нам столь блестящее шоу.

В то утро удача была на нашей стороне. Папа поймал пятнистого ворчуна и леща, а я — пожилую песчаную акулу. (Несмотря на название, зубов у нее не было, и, кажется, она больше боялась нас, чем мы ее.)

К сожалению, часов в девять поднялся ветер, и рыбалку пришлось сворачивать. Мы вернулись в наши «отпускные апартаменты» и сели за плотный завтрак. Пошел дождь, поэтому остаток дня мы провели в баре, играя в домино и карты с местным старичьем (которые называли себя морскими волками). От них мы услышали кучу баек про Сент-Лусию; действие большинства происходило еще до моего рождения. Ветер по-прежнему завывал, а дождь колотил в окна. Бармен принес еще эля, и на папу напала жалостливая меланхолия. К обеду он вспомнил какого-то Вебстера и начал плакать. Морские волки переглянулись и откланялись, сославшись на то, что им пора домой. Я видел, как они сели в пабе через дорогу, но решил не расстраивать папу.

<p>23 июля, воскресенье</p>

06.00. Ранний подъем на рыбалку плодов не принес. Из-за ливня в воде было столько мусора, что наши поплавки вскоре скрылись под слоем водорослей и прочего липкого дерьма. У папы было небольшое похмелье, и он решил забрасывать удочку через плечо, в противоположном направлении от того, куда он смотрел, чтобы сэкономить силы. Увы, это увенчалось тем, что чайка схватила его наживку на лету и полетела к своему гнезду на том берегу реки. Папа же подумал, что поймал большую рыбу и восторженно закричал, дергая удочку и заливаясь каркающим хохотом, как маньяк. Бедная чайка со свистом рухнула в воду, наверное думая про себя, что за бешеная сардина ей попалась.

Папа медленно закручивал бобину с чайкой, делая вид, что ему не нравится игра в перетяг. Оказавшись в лодке, чайка притворилась мертвой. Папа вынул крюк и отпустил птицу. Чайка открыла глаза, клюнула его в руку и с недовольным воплем улетела. Папа ругнулся ей вслед и попытался сшибить ее свинцовым поплавком. У него хлестала кровь, настроение испортилось, и он отменил рыбалку. Я поднял якорь, и мы поплыли к пристани.

После обеда мы погрузили лодку в прицеп (с помощью морских волков, что оказались поблизости) и поехали домой. Так как на месте заднего стекла теперь зияла дыра, по пути я отморозил себе весь зад.

<p>24 июля, понедельник</p>

Мама отвела папу к врачу — у него посинела рука. Врач сделал ему прививку от столбняка и запретил употреблять спиртное.

Завтра снова в школу. Скорее бы приступить к репетициям «Оливера»! Стоит подумать о премьере, и в животе все внутренности закручиваются узлом. Единственный способ избавиться от паники — принять ванну и пропеть всю пьесу от начала до конца, проговаривая все диалоги и повторяя все песни. После такой ванны я почувствовал себя совершенно разбитым и забылся долгим беспокойным сном.

<p>25 июля, вторник</p>

Перечитывал дневник и понял, что моя личная жизнь — полный отстой. Отношения с Русалкой катятся к чертям (прежде всего потому, что она сбрендила). Я постоянно думаю об Аманде, хотя она ясно дала знать, что не испытывает ко мне интереса. Мама считает, что о Русалке можно забыть, а нашим отношениям конец. (Мама совсем не уважает людей, у которых не все дома — считает, что они притворяются.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза