Малёк

По пути в школу Укушенный рассказал, что на самом деле случилось в тот день, когда его якобы укусил лев. Оказалось, ему пришлось сразиться вовсе не со львом, а кое с чем более свирепым — раком костей. Он смотрел на дорогу своим слегка косившим глазом и выглядел печальным, а я понял, что передо мной сидит человек, которому лучше других известно, что такое боль. Мы долго молчали, а потом он повторил слова сестры Коллинз и сказал, что нужно готовиться к худшему, но верить в Божьи чудеса. Он потер ладонью подбородок и окинул взглядом бескрайние зеленые холмы, что простирались вокруг нас. Я вдруг обрадовался, что к нему наконец вернулась жена. Этот человек заслужил счастье.

23.40. И снова меня растолкала чья-то сильная рука. Это был Лутули.

— Спустись в комнату старост, — сказал он.

Я вылез из-под одеяла, спустился по лестнице и осторожно вошел в комнату, отчасти ожидая, что это какой-то розыгрыш.

В комнате горел дровяной камин. Конспекты Лутули были разбросаны по всему полу. Он приказал мне сесть в старое мягкое кресло и поставил передо мной чашку сладкого чая с молоком. Я смотрел на огонь — я еще не проснулся и не совсем понимал, где нахожусь.

— Геккон умер. — Голос Лутули не дрогнул, но был полон печали. — Примерно полчаса назад.

Я тупо кивнул. Мой бесполезный мозг отказывался поверить в услышанное.

Лутули что-то говорил, но я не слушал. Я все смотрел в огонь, глядя, как пламя проглатывает толстые бруски дров, превращая их в пепел.

16 ноября, четверг

Встал с кровати посреди ночи и стал рыться в шкафчике Верна, пока не нашел фонарик. Я все еще не мог поверить — ведь Геккон сам показывал нам огромные зеленые таблетки от малярии! Я открыл шкафчик Геккона и сразу их нашел — они так и лежали в коробке из-под обуви. Двенадцать зеленых пилюль все еще в упаковке, все целые. Геккон сдержал свое обещание. Он же поклялся больше никогда не пить таблетки.

20 ноября, понедельник

Хотел бы я написать, что прошедшие несколько дней были плодотворными. Но на самом деле писать особенно нечего. Помню крикетный матч, помню, как пытался готовиться, как собирал вещи Геккона. Я не плакал до вчерашней переклички, когда Берт случайно выкрикнул его имя, а потом торопливо перешел к следующему. Почему-то только тогда я понял, что мой друг не вернется. Я выбежал на пустые поля, где можно было спокойно поплакать, — и даже там мне казалось, что кто-то вот-вот выскочит и начнет надо мной смеяться.

Кажется, сегодня я впервые завалил экзамен. География и так сложный предмет, а когда к ней не готовишься, то и подавно. Физика была еще сложнее — не уверен, что сдал и ее. Но мне все равно. Теперь все кажется неважным.

21 ноября, вторник

Еще два экзамена позади. Завтра я буду петь на похоронах Геккона. Его мама сказала, что это было его предсмертное желание, но я об этом и так знал. Я как сейчас помнил тот день, когда мы сидели у «адовых врат» и он сказал, что хочет, чтобы я спел на его похоронах. Но я не думал, что этот день придет так скоро.

22 ноября, среда

12.00. На похоронах я не очень-то слушал, что говорили. Все было как в бреду. Я просто не мог поверить, что это мой друг лежит в лакированном деревянном ящике, накрытом цветочным венком. Помню, как увидел Кристину в церкви и рассердился. Аманда тоже была там, но мне было все равно. Пусть когда-то девчонки занимали все наши мысли и все разговоры были только о них, но сейчас все это казалось совершенно неважным.

Под звуки школьного гимна члены Безумной семерки внесли гроб Геккона. Глок произнес речь, потом выступил преподобный Бишоп, и наконец Укушенный. Всё летело мимо ушей. Его все называли Генри, и мне казалось, что все они говорят о ком-то другом. Моего друга звали Геккон, и я запомню его как Геккона.

Преподобный подал мне знак кивком. Я подошел к алтарю и спел «Дорогой Господь и Отец рода людского». В нагрудном кармане моего пиджака лежала коробочка с пометом краснолицей макаки. Помню звуки органа и гробовую тишину вокруг, нарушаемую лишь воркованием голубей под крышей. Так я и стоял, и пел своим девчачьим голоском о всеобщей любви к Богу, который позволил моему лучшему другу умереть, так и не удостоив его своей милости.

Дорогой Господь и Отец рода людского,
Прости нам глупости наши…
Вдохни сквозь жар желаний наших
Прохладу Твою и утешение Твое,
Да онемеют чувства, да отступит плоть,
Глаголь сквозь землетрясения, ветры и огнь,
О, тихий глас спокойствия,
О, тихий глас спокойствия.

23 ноября, четверг