Малюта Скуратов. Вельможный кат

Но как Иоанну поступить? Не желал он прямо запретить жене приглашать в Кремль адашевскую приживалку, а может, и впрямь полюбовницу. Иоанн всегда старался уберечь Анастасию от столкновений с жизнью. Он следил за тем, чтобы в ее присутствии не возникало грубой перебранки ни между боярами, ни между ближними советниками. Неприличные сцены казни происходили в местах, недоступных взору Анастасии. Царица не должна видеть обнаженные и окровавленные мужские тела. Улочки Кремля, где ступала ее нога, были чисто метены. Псарям и конюхам не разрешалось там появляться без особого зова. Медвежьи забавы, которым в отрочестве обожал предаваться Иоанн, постепенно прекратились, хотя Анастасия никогда не перечила мужу. Однако он, давно научившись изведывать глубины тайных желаний собственных подданных, легко догадывался по слабой улыбке, о чем бы она попросила, если бы осмелилась. Слабость Анастасии рождала в нем сильные эмоции и даже благородные порывы. Малюта все эти несущественные для других нюансы хорошо понимал и какую ему надо занять позицию, выбирал не вслепую. Он знал, какое впечатление производит на Анастасию, и знал свое место. Он никогда не подчеркивал близость к государю при Анастасии, чтобы не лишать ее покоя.

Анастасия обладала умом и тактом, которые, впрочем, были свойственны супругам русских великих князей.

III

Все, что мы знаем о роде Захарьиных-Кошкиных и Захарьиных-Юрьевых, предполагает наличие твердого характера, который сформировался у Анастасии за долгие годы общения с мужем. Тринадцать лет она удерживала и берегла вспыхнувшую у Иоанна в одночасье любовь — пусть сначала плотскую, а потом и человеческую. Какое нежное слово: юница! Сколько в нем свежего и окрыленного чувства! Сколько тоски и боли! Сколько надежды и стремления!

Он любил Анастасию с какой-то беспощадностью к себе, к своим темным инстинктам и глубоко затаенным желаниям. Он смирял их ради нескольких часов безмятежного спокойствия, которые они проводили вместе. Ради того, чтобы увидеть, как светлеет лицо жены, стоило пожертвовать многим. Он берег ее и ездил на богомолье только из-за Анастасии. Вот и сейчас он повез ее в Можайск к Николе Чудотворцу. И вынужден был возвратиться в столицу — дурные вести из Ливонии позвали назад. Сам воздух Кремля, пропитанный терпкой ненавистью, отравлял царицу. Если Алексей Адашев еще сдерживался, то поп Сильвестр и в ссылке не скрывал отношения к Анастасии.

— Ею Захарьины держатся! — восклицал он, и голос, озлобленный и срывающийся, доносился до ушей Иоанновых из отдаленного монастыря, куда убрался Сильвестр.

IV

Басманов и Малюта наперебой твердили царю, что Сильвестр угрожал Божьими карами всей семье, и малым детям в том числе. Приближенные старались разубедить Иоанна в его сверхъестественных возможностях.

— Не верь, пресветлый государь, что из-за твоего непослушания и нежелания слушать бредни этих самозванцев, именующих себя реформаторами и спасителями отечества, случаются пожары, наводнения и другие бедствия. Последняя неудача в Ливонии есть совершенно обычное дело, когда недостаток припасов и снарядов, болезни да жара помешали нам выйти к побережью. Не станет Бог так вразумлять собственного помазанника! — говорил Басманов, ободряя повелителя. — Пугают тебя, пресветлый государь, пугают!

— Никому не внимай, пресветлый государь, — вторил Басманову Малюта, рассчитывая, что чувство Иоанна к Анастасии переломит Сильвестрову линию. — Права царица! Шурья — пусть и сердцем мягки, и уступчивы, но все ж родная кровь деткам твоим. Их счастье совместное, а не порознь. Зато Сильвестр с Алешкой о другом думают. Не совмещают они тебя с державой! Держава и без тебя как бы держава. Не есть ли сие самое большое богохульство, да еще в устах священнослужителя? Бог тебе вручил Москву с землями, а не кому другому. Захотел бы другому — вручил бы и край! А они — вражины — крест Старицким охотно бы целовали. Им все одно!

Князь Вяземский возмущался:

— Обрубить руки у царя хотят. Во всех странах родичи царя ему первейшие помощники. Права Анастасия — своя кровь ближе. Чего теснить шурьев твоих, пресветлый государь? Разве Данила Романович с братом Никитой не готовы за тебя голову сложить? Воеводы знатные! Зачем их от себя отторгать и за что? Царскую крепость укреплять надо изнутри. Вот мое мнение, пресветлый государь!

Басманова особенно возмущали претензии попа Сильвестра. На Адашева он нападал с меньшим остервенением.

— Какое имя к себе прилепил! С Иоанном Златоустом в сравнение входит. Не много ли на себя берет? С кем на одном помосте стоять возмечтал! Епископ Константинополя, сокрушитель готов — и простой иерей, которого и народ-то слушать не захотел! Присмотрись, пресветлый государь, к этому человеку, возомнившему себя твоим учителем и наставником. А царицу в обиду не давай, — советовал Басманов.

— Ее обидишь — себя обидишь. Не давай царицу в обиду, — повторял Вяземский. — Избави тебя Бог от таких доброхотов и приятелей, которые сеют только раздор. Самые они первые и есть зачинщики раздоров.