Русское средневековье, конечно, уступает по зверству недавно прожитым годам. Но это все не означает, что по изощренности пыток, смертной казни и убийств государство Российское чем-то отличается от европейских держав, которые с таким неизбывным и — извините за резкое слово — туповатым высокомерием взирают на восточного соседа. За рубежом были изобретены самые изысканные мучительства, самые позорные надругательства и самые бессмысленные издевательства, какие только можно себе вообразить. Но есть какая-то трудноуловимая разница между тем, что творилось на Западе и на Востоке. Августовская ночь перед днем святого Варфоломея вошла в исторические анналы как пример дикой расправы, однако мало кто задумывается над тем, что число французов, падших от рук католиков, почти в десять раз превышает число всех жертв опричного террора. Фамилии Екатерины Медичи и Гизов не стерлись из памяти, но они не приобрели нарицательного значения. Темп уничтожения человеческих особей во Франции намного превосходил аналогичный показатель в государстве Российском, причем резня происходила при жизни Малюты — Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского. Сцены насилия во времена инквизиции ни в чем не уступали по своей мерзости тому, что современники видели на Поганой луже близ волшебных святынь Православия. И временная параллель здесь тоже имеется. Более того, инквизиция продолжала пытать и жечь, когда на Востоке на какие-то мгновения воцарялась тишь.
Напрасно папа Пий V и надменные сенаторы Венецианской республики воспретили поездку папскому нунцию Портико в Московию на основании известного доклада Альберта Шлихтинга, бежавшего туда, откуда явился с оружием в руках.
За два года до Варфоломеевской ночи Пий V писал собственному нунцию: «Мы ознакомились с тем, что вы сообщили нам о московском государе; не хлопочите более и прекратите сборы. Если бы сам король польский стал теперь одобрять вашу поездку[3]
в Москву и содействовать ей, даже и в этом случае мы не хотим вступать в общение с такими варварами и дикарями».Одновременно с этим письмом католическая верхушка Франции готовила истребление гугенотов. Не каждое слово у Шлихтинга правдиво и искренне. Но прежде, чем швырять камешки в чужой огород, не лучше ли на себя оборотиться? Впрочем, каждый поступает как ему заблагорассудится, и коварное зверство одних не может и не должно помогать обелению других. И упреки Пия V и остальных западных властителей и путешественников вполне справедливы, и от них не отмахнешься: все, мол, такие! Все хороши!
Все, да не все! Неофициальные русские летописи, разумеется, оставили свидетельства пыток, казней и убийств. Безвестным авторам вполне можно доверять: «И быша у него мучительные орудия, сковрады, пещи, бичевания жестокая, ногти острыя, клещи ражженныя, терзания ради телес человеских, игол за ногти вонзения, резания по составам, претрения верьми на полы, не только мужей, но и жен благородных…»
Не очень складно, но понять и представить легко.