Малюта Скуратов. Вельможный кат

Нельзя не обратить внимания на важную и бесспорную деталь, о которой почему-то предпочитают умалчивать. Все происходящее на западных границах Иоаннова государства отдавало если не польским духом, то польским, безусловно, привкусом или оттенком. Литовские и ливонские события — это, в сущности, лишь продолжение решения давнего спора, о котором упоминал Александр Сергеевич Пушкин, между двумя славянскими государствами, двумя славянскими народами, сопредельными и претендовавшими на одни и те же земли и города. За спиной Литвы и Ливонии стояла Польша, германские княжества и Швеция пытались только использовать возникающие конфликты. Тяжба шла не пустяковая. Киев, Новгород и Смоленск — жемчужины, которые украсили бы любую страну на континенте, — служили призом в дипломатических и военных столкновениях. Купцов и путешественников восхищали новгородские деревянные мостовые и тротуары. Куда глаже и покойней, чем тряский булыжник в Париже! Живут же русские!

Представители западной ветви славянской расы — они же являлись представителями восточной ветви римской веры — держались — чего греха таить! — всегда высокомерно, считая себя людьми просвещенными и приобщенными к мировым культурным ценностям — словом, высшим выражением этой самой славянской расы. Они мечтали о захвате московского престола и смеялись над претензиями потомков варяжских конкистадоров выводить запуганную родословную от Пруса, брата римского императора Августа. Оскорбленная гордыня в долгу не оставалась. Во дворце московского властелина у трона на скамье стоял таз с двумя рукомойниками, поверх которых лежало полотенце. Говорили, и не без оснований, что государь считал людей римской веры оскверненными и нечистыми, а потому, подав руку посланнику и затем отпустив его, тотчас приступал к омовению, брезгливо хмурясь под пытливыми взглядами придворных.

Так или иначе, в эпоху Иоанна по-настоящему противостоять России находила в себе силы только Польша. Русских в их движении на Запад можно было сдерживать, укрепив стену, которую с противоположной стороны пытались нарушить. Однако и западная, по преимуществу католическая, экспансия не утихала. Но вот с благой ли целью? И кто инициировал, кроме римской курии, эти потуги? Ярче всего тайные желания своеобычных миссионеров проявились в деле Ганса Шлитте. Одни считают его ловким мошенником и авантюристом, надеявшимся подзаработать на нуждах отсталой Московии, другие — свидетельством умения Иоанна привлекать чужеземцев и использовать их в собственных целях.

Не дай Бог увязнуть в подобном споре! Без авантюрной жилки в Москве немцу нечего было делать. Он посулил Иоанну доставить в столицу умелых ремесленников и ученых. И действительно был на пути выполнения обещания. Но в Любеке его посадили в тюрьму, из которой выпустили через полтора года. Весьма показательна далеко не случайная деталь: Ливонский орден добился от императора Карла V — испанского и австрийского владыки — запрета пропустить в Россию собранных Шлитте разного рода специалистов.

Злое дело проистекало из самой сердцевины Ливонского ордена. Его магистр Фюрстенберг, чьи лета клонились к закату, отлично понимал потребности Москвы. Он успел повоевать против русских в плаще с красным крестом и теперь сменил эмблему на черную. Если он и обращал взор на Восток, то вовсе не затем, чтобы сделать дорогу в северную столицу безопасной для купцов и нуждающихся в справедливой оплате труда умельцев. Великое княжество Литовское рассматривало Ливонию в качестве то приза, то трамплина. И тоже усиливало блокаду. Ну как тут бросить камень в Ганса Шлитте, даже если у него наряду с коммерческими планами имелись и секретные — политические? И упаси Бог — религиозные. Опытных мастеров-то он созвал, чего никто не отрицает. Однако наши историки хуже таможенников. Им только бы с ангелами иметь сношения.