Малюта Скуратов

Делу дали ход: «Повар был взят для вида к допросу. Порошок был признан ядом, и повара предали пытке, но так, что он не испытывал боли. К этому делу были привлечены ближайшие льстецы, прихлебатели и палачи в качестве свидетелей, и все дело держалось в тайне, пока все не было приготовлено и выполнено согласно их желанию, и добрый, благочестивый князь, который ничего не знал о своем несчастии и близкой смерти, не был осужден. Великий князь написал ему… пусть направит он свой путь в Александровскую слободу; в Москатине, который отстоит в полумиле от слободы, ему будет приготовлен лагерь. Произошло так, как было приказано. Добрый князь, узнав это, выполнил все больше с радостью, чем с тяжелыми мыслями, ибо он не знал ничего дурного за собой, и отправился вместе с супругой, двумя дочерьми-невестами и двумя молодыми сыновьями^{22} и со всеми бывшими при нем женщинами и челядинцами и прибыл в описанное место. Когда князь прибыл туда и это стало известно великому князю, велел он сказать ему, что вызывает его к себе рано утром на следующий день. Когда ночь прошла, рано утром великий князь вместе с несколькими тысячами людей оделся и вооружился, как будто бы он выступал против врага, велел напасть на то место, где был лагерь благочестивого князя, окружить его с шумом литавр и труб… Когда князь Владимир сам явился и остановился в соседнем доме, были посланы Василий Грязной с Малютой Скуратовым сказать ему, что великий князь считает его не братом, но врагом… Тотчас же был вызван повар, которого добрый князь никогда, быть может, и в глаза не видел, и хотя все дело было совершенно чуждо доброму князю, он скоро заметил, что все это подставное; тем не менее стал он доказывать жене и плачущим детям свою невинность… Великий князь (Иван IV. — Д. В.) приказал ему вскоре явиться вместе с супругой и детьми, которые, как только они появились, опечаленные и подавленные горем, бросились перед ним на колени и стали просить милости, во внимание к их невинности, и пощады их жизни и жизни их людей и обещали сделаться монахами и отшельниками до конца их дней, пока Бог не потребует их из этого мира… Жалостные речи и вызывающие жалость лица, тем более их полная невиновность, не отклонили великого князя от его решения и тиранства, но, наоборот, укрепили его в этом. Великий князь объявил, что, так как Старицкий покушался на его власть и жизнь и приготовил для него еду и питье с ядом, должен он сам выпить то питье, которое хотел дать великому князю, и тотчас же велел позвать благочестивого князя с женой и детьми и передать кубок прежде всего князю. Последний отклонил его и сказал жене: “Я должен, к сожалению, умереть, но не хочу все же убить сам себя”. На это жена его отвечала: “Милый, ты должен принять смерть и выпить яд, и это делаешь ты не по своей воле, но убивает тебя своей рукой тот, кто дает его тебе пить, и убивает, и душит тебя царь, а не какой-нибудь палач, и Бог, справедливый судья, взыщет с него твою невинную кровь в день Страшного суда”. Поэтому князь взял кубок, предал свою душу руце Божьей и выпил яд; князю сразу стало очень плохо, и через четверть часа он отдал душу Богу. Вслед за тем то же самое сделали его жена и четверо детей^{23}, которые все отдали свои души Богу на глазах у тирана и покончили с этим миром. Затем великий князь приказал привести к себе многих знатных женщин и других лиц женского пола и сказал им: они видят, как он наказывает своих изменников, и хотя они все также достойны смерти, но если они попросят милости, он им ее окажет. Когда они увидели раздирающее душу зрелище, которое представлял их господин, и его полную невинность, им было словно ниспослано приказание Божие, и они воскликнули в один голос: “Ты, кровожадный убийца нашего благочестивого, невинного господина, мы не желаем твоей милости и гораздо лучше жить у Господа Бога на небе и кричать о тебе вплоть до дня Страшного суда, чем оставаться под твоей тиранской властью, поэтому делай, что хочешь”»[111].

Таубе и Крузе путаются в своем рассказе. То у них Иван IV заранее планировал «по закону и хитростью «погубить двоюродного брата, то он вспылил из-за того, что Владимира Андреевича слишком радушно приветствовали костромичи, когда он проезжал через их город, — ясности «Послание» Таубе и Крузе не вносит.

Датский дипломат Ульфельдт через много лет написал: «Лет девять тому назад, если не ошибаюсь, у великого князя возникло некое подозрение на своего единоутробного брата — подозрение в том, что тот задумал ему навредить и строит козни. Было ли это так — знает Бог. Итак, он (царь. — Д. В.) вызвал его к себе [и] поднес ему яд. После того как тот выпил его, он (князь Старицкий. — Д. В.) заболел и умер»[112]. Так возникает еще одна версия: царь убил брата по подозрению в «кознях»… Впрочем, достоверность известия датчанина вызывает сомнения: большей частью он извлекал сведения из слухов.

Ясности в этом деле нет.