Малютка Марго

Но вид очаровательного венка из белых роз, вышедшего из-под рук Марго и снова попавшегося на глаза госпоже Нешт, был так хорош, что Евангелина Денисовна махнула на этот раз рукой на все дерзости Гени и занялась укладыванием венка в принесенную картонку.

* * *

— Госпожа мастерица идет, кланяйтесь ей пониже!

— От горшка два вершка, а туда же! Важничает!

— Подумаешь, есть чем гордиться!

Так насмехались мастерицы, наскоро одеваясь в передней и искоса поглядывая на Марго, зачем-то вышедшую в переднюю.

Неожиданно пред ними, словно гриб, выросла вертлявая фигура Гени.

— Тошнехонько вам, чай, что Маргошку, эту карлицу самую, вам в товарки навязали? — лукаво поблескивая глазами, спросила она девушек самым невинным тоном.

— Не твое дело! — сердито отрезала Ольга, не глядя на нее.

— А вы потише со мною, миленькая… Авось Генька пригодится. Не плюй в колодец — пригодится воды напиться, — снова захихикала Геня. — А хотите, девицы, чтоб и венка не стало и чтобы Маргошка в мастерицы не попала?

— Да как же ты сделаешь это? — изумленно воскликнули все три мастерицы.

— Да уж это мое дело. Только никто из вас меня не выдаст?

— Понятно, не выдадим! Ума ты рехнулась, что ли?

— Ну, так по рукам… Я вам услужу, а вы меня за это от хозяйки защищайте. Будете?

— Будем, будем защищать! Не бойся, Геня.

— Ну, теперь ступайте по домам, и нам, девочкам, время спать ложиться. Да, кстати, обещал, что ли, этот нищий мальчуган прийти завтра в праздник к Марго?

— Обещал, обещал, как же.

— И с обезьянкой своей?

— И с обезьянкой, да.

— Ну, стало быть, как Филя-простофиля говорит, дело в шляпе. Спокойной ночи; послезавтра придете, и дело будет уже сделано, — и Геня быстрой птицей выпорхнула из прихожей, промчалась по мастерской и исчезла в полутемной заставленной шкафами комнате, где спали девочки-ученицы, жившие на всем готовом у мадам Нешт.

Глава XLI Что случилось на следующий день

Воскресенье. Мастерская убрана по-праздничному. Мадам Нешт хлопочет по хозяйству, часто заглядывает на кухню, потому что кухарка Васса отпущена за город, к дочери.

— Филя, надо сбегать за провизией в лавку, а то закроют. Уже одиннадцатый час, а ведь сегодня воскресенье! — сказала Евангелина Денисовна.

— Иду, — покорно ответила Филя.

— Подожди, я тебе дам записку, ведь в лавке берем по запискам, разве не знаешь! Эх ты, голова! — и мадам Нешт, достав бумагу и карандаш, принялась писать лавочнику, какой и сколько провизии отпустить Филе. Написав, она сказала:

— На, теперь ступай!

Филя оделась, взяла со стола записку и пошла в лавку. Но каково было удивление мадам Нешт, когда через пять минут девочка вернулась обратно без провизии.

— Не дают… Смеются… Прогнали! — жалуется Филя, подавая хозяйке обратно записку.

Евгения Денисовна взглянула и ахнула. Это был не заказ на провизию, а стишки, написанные корявым почерком Гени:

Ах ты, Филя-простофиля,
Деревенщина моя…
Вышла в лавку покупать,
Просит мяса ей продать,
Хлеба, овощей и лука,
Только денег не несет,
Даром весь товар берет.
Филе вы не доверяйтесь,
Филю вы остерегайтесь,
Ей товару не давайте,
Вон из лавки выгоняйте

Действительно, Филю выгнали из лавки и проводили насмешками.

Геня сумела ловко подменить хозяйкину бумажку листком со стишками, сочиненными ею самой. Геня вообще была мастерица сочинять стишки о том, о сем. И попало же за это Гене. Пользуясь отсутствием мастериц, хозяйка больно наказала ее ремнем. Но Геня зажала рот, стиснула зубы и не испустила ни единого крика.

Ах, что было потом… Подвернулся в недобрый, видно, час под руку Гене белый прелестный сибирский котик, — и вмиг превратился в черного полосатого зверька: Геня не пожалела угля из печки.

Это случилось в отсутствие Евангелины Денисовны, уехавшей куда-то в гости. Не было дома и девочки Маши, отпущенной к старой бабушке в богадельню. В квартире были только Геня, Филя и Марго.

В двенадцать часов пришел Иванка. Марго сильно обрадовалась мальчику. Она поручила Филе заняться Яшкой, а сама, усадив Иванку в кухне на табурете, угощала его своей порцией воскресного завтрака, предусмотрительно оставленного ею для дорогого гостя.

Пока Иванка угощался непривычным для него вкусным кушаньем, Марго рассказывала ему о своей работе, о похвалах хозяйки, о положенном ей жалованье и о зависти мастериц.

— Обижают они меня, Иванка, — говорила девочка, — да все это вздор, терпеть можно. Мадам меня ценит, любит, мастерицей сделала, жалованье положила. Теперь копить на дорогу будем, и тебе голодать не придется, я с тобой поделюсь.

Иванка с аппетитом завтракал, гладил по голове Марго и ласково говорил ей:

— Ты потерпи, уж потерпи, Маргаритушка.

— Разумеется, буду терпеть…