Мало избранных

Леонтий в одиночку перевернул объёмистую насаду и торопливо скидывал в неё поклажу – верёвки, ржавые уключины, вёсла, просмолённую рогожу, топоры, берестяные черпаки, удилища… В походе к тайнику всё это добро было ни к чему, и Ремезовы просто спрятали его под лодкой.

– Плохо дело, – сказал Ваня. – Нойон за нами идёт.

– Авось бог милует, – угрюмо пробормотал Леонтий, сталкивая лодку на воду. – Угребём по Тоболу, до слобод не так уж и далеко.

Семён Ульяныч встретил их ворчаньем.

– Вас только за смертью посылать! Дрыхли небось? Мы тут как у чёрта на вилах сидим, а они в ус не дуют!

– Как смогли, батя, – ответил Леонтий.

Лошадей, расседлав, бросили – пусть сами ищут дорогу к людям. Узкий Тобол извивался в пышной, звонко чирикающей урёме. Ночью над тёплой водой сгустился туман, и путь потерялся. Слабенькое течение не осиливало тяжесть большой насады, в которой сидело семь человек, не тянуло лодку и не указывало, где среди кустов пролегает протока. Насада шла на вёслах и то и дело врезалась в заросли. Леонтий, Ваня, Семён-младший и Ерофей гребли, а Табберт забрался на нос и шестом нащупывал путь среди листвы и тумана. Казалось, что насада попала в какое-то тёмное колдовское царство, где вся земля затоплена и всюду из воды растут деревья. Со всех сторон слышались шёпот, журчанье и редкие всплески – то ли рыба шлёпала хвостом, то ли плюхался бобр. В тумане кричали ночные птицы, будто искали друг друга.

К утру все измучились. Плаванье вслепую утомляло больше, чем гребля. Наконец, тьма поредела. Обозначились развесистые кущи, отражающиеся в плоскости воды. Косые лучи солнца упали на реку, словно в ров, дымясь в тающем тумане. Семён Ульяныч умылся, черпая ладонью за бортом.

– Дальше можно попеременке, – сказал он. – Ванька и Сенька, вы на вёслах, а мы спать. Как станет невмоготу, будите.

Сменяя друг друга, они плыли весь день. От усталости даже есть не хотелось. В сумерках нашли полянку и повалились на землю, как дрова. Зато на рассвете все поднялись бодрые, хотя и болели бока, намятые корнями.

– Несёмся, шары выпучив, а чего впереди – не знаем, – сварливо сказал Семён Ульяныч. – А где-то там Годуновский перекат.

– И что? – не понял Ерофей.

– На перекате джунгарский брод. Ежели Дондобище думает перенять нас на реке, то на броду будет застава.

Семён Ульяныч первым и учуял приближение переката.

– Тпру, цепляйтесь за ветки! – приказал он и сам схватился за лещину. – Лёнька, Ерофей, идите вперёд, разведайте!

Леонтий и Ерофей слезли за борт. Глубина тут была чуть выше колен.

– Крадитесь стороночкой, – напутствовал Семён Ульяныч. – Дойдите до конца переката.

Леонтий и Ерофей убрели за поворот.

Непривычно широкий, просторный перекат многоголосо щебетал на разные лады и сверкал под солнцем. Казалось, что здесь рай: блещет чистая бегучая вода, золотится песок, птицы заливаются в ивняке, под лёгким тёплым ветром колышется трава на отмелях. Но поперёк этого рая на перекате стояли в ряд шесть джунгарских всадников с луками и пиками. Солнце осыпало их яркими искрами: горели острия пик, выпуклости шлемов, клёпки кожаных лат, яблоки на щитах и пряжки на конских сбруях.

– А батя у тебя дока, Лёнька, – с уважением негромко сказал Ерофей.

Леонтий и Ерофей укрывались в зарослях.

– Заберусь-ка на вербу, посмотрю, много ли их, – ответил Леонтий.

Ствол вербы, изгибаясь, полого нависал над заводью. Леонтий пригнул ветку, закинул ногу на ствол, намереваясь оседлать его, подтянулся – и нога соскользнула с заплесневелой коры. С гулким шумом Леонтий бултыхнулся в омуток, усыпанный листьями, и окатил Ерофея.

Джунгары встрепенулись, завертели головами и увидели русских, что прятались в прибрежных кустах. Кто-то из степняков засвистел.

Взбивая фонтаны, Ерофей и Леонтий запрыгали по мелководью прочь.

– Заметили нас, батя! – задыхаясь, Леонтий схватился за борт лодки.

Лицо Семёна Ульяныча странно изменилось. Он уже понял то, чего остальные не успели понять. Они в западне. И западня эта смертельная, хотя так славно сияет солнце и в листве так весело поют голосистые завирушки.

– Хождение назад? – спросил Табберт.

– Нет, – жёстко ответил Семён Ульяныч. – На реке они нас хоть где найдут. Надо убираться с Тобола.

– Куда?

Семён Ульяныч молчал, размышляя. Все ждали его ответа. А он медлил, потому что ответ был очень страшным.

– Лихой острог помнишь, Лёнька? – он пристально посмотрел в глаза Леонтию. – До него верста или две. Там можно схорониться.

– А коли отыщут?

– Отстреливаться будете. Лучше там, чем в лесу или в степи.

– Батюшка, ты не дойдёшь туда так быстро, как надо, – предчувствуя недоброе, осторожно заметил Семён.

– Я и не пойду, – Ремезов наконец-то сказал главное. – Без меня бегите.

Он будет только обузой. С ним, калекой хромоногим, сыновья будут двигаться слишком медленно, и джунгары поймают их, прочесав чилигу, или догонят на лугах. Ему надо остаться здесь и отпустить сыновей.

– Кольчугу только возьми, Лёнька, – Семён Ульяныч хлопнул ладонью по тяжёлому свёртку с кольчугой.