Мало избранных

Однажды двое караульных дезертировали с поста. Они спустились в ров, выбрались в степь и побрели в сторону джунгарской юрги. Утром их догнали по следам на снегу и доставили обратно в ретраншемент. Сержант Назимов привёл их в землянку полковника Бухгольца на допрос.

– Сил же нет, господин полковник, – страдальчески признался старший из дезертиров. – Без огня вся душа насквозь простыла, жрать не надо – согреться хочется, а у степняков в юрге дымы как лес стоят!

– И скорбута с язвой у них нет, – тихо добавил младший дезертир.

– И потому, значит, можно царя и присягу предать? – спросил Бухгольц.

Дезертиры опустились перед ним на колени. Эти солдаты утратили дух: они уже не стриглись и не брились, не чистили оружие и одежду. Бухгольц смотрел на них сверху и видел, что в их волосах белеют гниды.

– Грешны, смилуйся, господин полковник!

– Я на приступе троих свалил!..

Сержант Назимов с презрением отвернулся от дезертиров.

– Перед стужей и мором мы все равны! – строго сказал Бухгольц. – Я, командир, терплю, а вам невмоготу? Вас обоих аркебузируют перед строем!

Дезертиры заплакали.

– Увести? – спросил Назимов.

Бухгольц вгляделся в сержанта. Глаза у того предательски пожелтели, на опухшем лице расплывались синяки, подбородок темнел затёртой кровью.

– У тебя скорбут, Назимов, – сказал Бухгольц.

– Никак нет! – твёрдо отрапортовал сержант, не отводя взгляда.

– Ну, как знаешь, – тяжело вздохнул Бухгольц.

Гарнизон вышел в степь и выстроился побатальонно. Дезертиров поставили перед шеренгой из десятка солдат с мушкетами. Ваня наблюдал за расстрелом со смятением в душе. Он не мог согласиться ни с чем – ни с бегством, ни с казнью. Как можно так бессмысленно загубить свою жизнь? Дезертиры дрожали – но от холода, а не от страха. Измучившись, они ждали пули как избавления от мук и ни о чём уже не просили.

– Полка! Патрон! Дуло! На взвод! Цель! – командовал Шторбен.

Грянул залп, и дезертиры упали.

После этого события полковник Бухгольц решил пустить на дрова часть имеющихся дощаников. Он вызвал Ваню Демарина.

– Сколько в вашей роте солдат на ногах, поручик? – спросил он.

– Шестьдесят один! – тотчас ответил Ваня.

– Возьми топоры и пилы. Присовокуплю к тебе полусотню драгун. Ступай на Иртыш. Дозволяю разломать два судна.

– Исполню, господин полковник! – радостно вспыхнул Ваня.

Бухгольц посмотрел на него оценивающе.

– Увидишь степняков – сразу отходи на ретираду. Дистанция до Иртыша от ретраншемента дальняя, артиллерийского бедекена у тебя не будет, в случае нападения прислать на сикурс мне некого.

Ваня догадался, что Бухгольц заметил его желание боя, и покраснел.

– Слушаюсь, господин полковник, – сказал он.

От шестидесяти дощаников и лодок, вышедших из Тобольска, ныне сохранилось меньше половины – суда были разобраны для строительства казарм. Иван Дмитриевич не знал, пригодится ли ему уцелевшая флотилия. Весной он поведёт своё войско на Яркенд в пешем порядке. Поскольку нести больных с собой дело немыслимое, их придётся отправить в Тобольск по реке. На это хватит пяти-семи дощаников. Прочие суда можно разбить на дрова. Жаль, конечно. У войска не будет никаких средств для возвращения, кроме собственных ног, пока эти ноги не дойдут до крепких лесов, где можно соорудить плоты. Если повезёт и его солдаты отыщут золото у Яркенда, он купит лошадей у тамошних азиатов. Но это если повезёт. Однако выручаться из беды требуется сейчас, а как оно всё сложится в дальнейшем – господь ведает: авось и тогда найдётся способ к спасению.

– Иди, Ванюша, – напутствовал Ваню Бухгольц.

Ретраншемент находился в двух верстах от Иртыша, и вылазка к судам была серьёзным воинским предприятием. Впереди отряда, прокладывая путь в глубоком снегу, по трое в ряд двигались драгуны. Они были на косматых степных конях, брошенных джунгарами во время ночного приступа. Драгуны зарядили ружья и пистолеты и держали наготове пики. За всадниками колонной шагали солдаты с мушкетами, топорами, пилами и мотками верёвок. Крепость исчезла из виду, и вокруг распростёрлась бесконечная снежная степь, в которой затерялся плоский ледяной Иртыш, незаметный издалека меж низких берегов. Ваня тоже ехал верхом, ведь он – командир. Он озирался и размышлял: чем бы таким лихим ему отличиться? Может, притащить к ретраншементу сразу пять дощаников – волоком, как сани?..

Две дюжины судов лежали вверх дном под толстыми сугробами, словно широкие и осадистые стога. Ваня залез на один из дощаников и прошёлся взад-вперёд, прицениваясь, будто имелась разница, какое судно ломать.

– Сумкин, твой плутонг разбивает вот эту барку, – Ваня указал пальцем, – а твой плутонг, Макухин, вон ту. Остальные увязывают доски.

Спешивать драгун Ваня посчитал опасным – пусть караулят.

– Господин Берглунд, – по-немецки обратился он к командиру драгун, – ваша задача – наблюдать за спокойствием.

– Я уже вижу степняков, – вглядываясь куда-то вдаль, ответил Берглунд.

Ваня повернулся, щурясь на слепой белый простор.

– Бог ты мой! – изумился он. – Это же наш обоз!..