Мало избранных

Три дня Онхудай пил хмельной тарасун, а тем временем орда нойона готовилась к походу. Воины переставляли кибитки с полозьев на большие колёса и разбирали юрты: сворачивали холстины и войлок стен и крыш, складывали решётки-терме, увязывали жерди-баганы, которые подпирали дымовое кольцо, и жерди-уни, которые поддерживали купол. Столики-алтари превратились в ящики, куда с молитвой помещали бронзовых бурханов и «отцовские камни» очагов. Погонщики сгоняли стада и досушивали аргал.

Протрезвев, Онхудай вызвал к себе Ходжу Касыма.

— Отныне ты мне не друг и не родня, — сказал он.

— Я скорблю, мой господин, — Касым склонился в поклоне. — Чем я могу искупить свою вину перед тобой?

— Ты будешь отдавать мне пятую часть товаров со своих караванов.

— Это счастье для меня! — искренне признался Касым.

Он не лукавил. Хитрый тожир, он отлично знал, как сделать так, чтобы пятая часть оказалась меньше десятой и состояла из самого дрянного товара.

— Ещё ты должен указать мне орыса, которого нойон просил отпустить.

— Конечно, я укажу его! — охотно пообещал Касым.

Он не подал вида, но душу его переполнило торжество.

— Летом я пойду грабить казахов и каракалпаков. Затем пойду на Тургай. Там, неподалёку от кургана Чимбая, есть худук и ханака. Знаешь их?

— Я найду, мой господин.

— Я привезу твоего орыса к ханаке и буду ждать тебя первые пять дней месяца Синей Коровы. Аты привезёшь мне туда плату за Улюмджану и ещё пятьдесят лянов золота за орыса. Так назначил нойон.

Касым сразу сообразил, что Онхудай может и не отдать Ваню Демарина, если не получит выкуп за сестру, а платить за неё Касым не рассчитывал.

— Орыс — не мой человек, — сказал он. — За него будут платить другие орысы, а не я. Они и приедут к ханаке.

— Мне всё равно, — буркнул Онхудай. — А когда ты заплатишь за жену?

— Ты очень дорого оценил Улюмджану, мой господин. Я скоплю столько золота лишь через год, и тогда сам привезу его тебе в Доржинкит.

— Ты всё делаешь долго, — помрачнел Онхудай. — Ты плохой торговец.

— Прости, мой господин. Мои умения вызывают жалость, но я не в силах угождать тебе лучше, чем у меня получается.

— Когда ты разоришься и будешь продан в рабство, я куплю тебя и заставлю собирать овечий навоз вместе со старухами.

Ходжа Касым, поклонившись, вышел из юрты.

Угрозы и оскорбления Онхудая давно не трогали его. Он поспешил в юрту пленников к Ване Демарину. Ваня выздоравливал и уже мог сидеть.

— Я принёс добрую весть, мой друг, — усаживаясь рядом, весело сказал Касым. — Тебя выкупят этой осенью. Я обо всём условился. Тебе придётся провести лето в плену, но это не страшно, не правда ли?

Ваня без слов схватил руку Касыма и сжал в ладонях.

— Я выполняю свой долг, ведь ты меня спас, — Касым глядел на Ваню ласково, как на драгоценное приобретение. — Я дам за тебя золото, а ты в благодарность откроешь царю правду о сговоре губернатора с китайцами.

— Я тоже не подведу тебя, Касым, — с чувством пообещал Ваня.

…Через несколько дней орда Цэрэн Дондоба тронулась в путь вверх по Иртышу. Впереди лежали город Доржинкит и озеро Зайсан, отроги Тянь-Шаня и пустыня Такла-Макан. Первым двигался дозор из лучников; за ним следовали знаменосцы со знамёнами, украшенными драконами и орлами; потом на косматых верблю-дах-бактрианах ехали могучие воины хошуна; потом — конница баруна, зюна и запсора в кожаных латах и железных шлемах; потом на белой верблюдице Солонго в окружении каанаров ехал и сам нойон. Огромным хвостом тащился обоз из тысяч кибиток и повозок. В этом обозе в скрипучей арбе с непомерными колёсами сидели штык-юнкер Юхан Густав Ренат и солдатская вдова Бригитта Цимс. Они знали, что их везут куда-то в бесконечность, в неведомые горы на чужую войну — в какой-то поднебесный Тибет, где стоит какая-то священная Лхаса, захваченная китайцами. На штурме этой Лхасы штык-юнкер Ренат должен командовать пушками нойона Цэрэн Дондоба. Однако ледяные вершины Тибета и скалистые шхеры Скандинавии находятся на разных сторонах Земли.

— Мы исчезнем в Азии, Хансли, — без боли, но печально сказала Бригитта. — Нам никогда не вернуться домой. Степь нас не выпустит.

— Степь прекрасна, Гита, — тихо ответил Ренат.

Глава 2 Меджнун

Григорий Ильич узнал о Хомани всё, что было возможно. Ему рассказал лавочник Турсун, у которого Григорий Ильич покупал бумагу, а Турсу-ну разболтал евнух Бобожон, который ходил в лавку за румянами и красками. Остячка Хамуна — не жена, а наложница Ходжи Касыма, и Назифа, старшая жена Ходжи, ревнует недавнюю язычницу. Узбечка Назифа — главная в доме, но муж давно не водит её на ложе, потому что сейчас ему нравится остячка. Есть ешё и младшая жена — татарка Сулу-бике. Была и другая наложница — калмычка Улюмджана. Она хотела отравить Хамуну, и Касым её зарезал, хотя все говорят, что она сама умерла. Касым уехал в русскую крепость на Ямыш-озеро, хотя все говорят, что он уехал в Кашгар к брату. А Хамуна несчастна. Никто не знает, что ей надо, и все говорят, что она сама не знает.