Мало избранных

На ночлег Рената оставили в этой же юрте, и он впервые за месяц уснул в тепле — глубоко и без сновидений. А проснулся от того, что ему на шею лёг холодный клинок сабли. В дымовом отверстии купола синело чистое небо. Воин с саблей стоял над Ренатом, давая понять: если Ренат попробует поднять тревогу, ему смерть. За пологом юрты, совсем рядом, слышались русские голоса. Это к джунгарам приехали посланники от Бухгольца.

Их было десять человек: поручики Демарин и Кузьмичёв и простые драгуны. Степняки задержали их на окраине юрги — как раз возле юрты Рената, а Демарина повели к юрте зайсанга. Ренат слышал, как драгуны негромко переговариваются, но он бежал из ретраншемента не для того, чтобы сейчас его вернули обратно.

Джунгарская юрга была настоящим городом из сотни юрт и кибиток на полозьях. Острые макушки юрт дымились. Возле сэргэ стояли привязанные кони и верблюды. Самые большие юрты были обнесены красным шнуром на столбиках; в этих оградах под снегом громоздились хозяйственные шалаши, крытые шкурами. Всюду ходили воины и работники-араты, бегали собаки. В стороне от юрги виднелись жердяные загоны для скота и увязанные стога сена на волокушах. Возле белой юрты зайсанга на шесте лениво колыхалось расшитое бисером знамя. Онхудая ожидали два десятка конных каанаров. Онхудай вышел на воздух, зевнул, и конюх-моричи подвёл ему лошадь.

— Эрдэнэ, моя птица, — Онхудай ласково потрепал её по гриве. — Ты самая лучшая кобылица на плечах у Тенгри.

— Зайсанг, из нашей крепости пропал человек, — громко сказал Демарин, привлекая внимание Онхудая. — Мы ищем его. Твои люди его не видели?

В поисках штык-юнкера солдаты Демарина всю ночь перекапывали ров вокруг ретраншемента и подобрали пистолет Рената. Бухгольц предположил, что Ренат ка-ким-то образом сорвался с куртины в ров, выбрался из него и направился к воротам, но в темноте и вьюге сбился с пути и убрёл в степь.

— Ты говоришь с великим воином, когда тебя не пригласили говорить, — ответил Онхудай по-русски.

Демарин не знал, что возразить.

— Я не видел твоего орыса, — снизошёл Онхудай, потому что хотел, чтобы русские поскорее покинули юргу. — Мои дайчины тоже его не видели. Возвращайся в свою крепость. Я занят своими делами.

Слуга-котечинер подсадил толстого Онхудая в седло.

— Цог! — прикрикнул Онхудай, хлестнул лошадь и поскакал прочь.

Каанары поскакали вслед за ним. За всадниками помчались собаки.

Онхудай не соврал Демарину: для него сейчас не было дела важнее, чем встреча нойона Цэрэн Дондоба. Ещё вчера в юргу явились ертаулы нойона — передовой дозор, который готовил дорогу для войска. Ертаулы приказали расчистить местность для юрги Дондоба. Нойон был вторым человеком в ханстве после контайши Цэван-Рабдана, однако боялись его больше, чем контайшу. Он возглавлял военные походы, он почти дошёл до Туркестана и до Лхасы. Онхудай, захудалый окраинный зайсанг Джунгарского ханства, и ненавидел Дондоба, и завидовал ему. Душу Онхудая наполняла злорадством мысль о том, что он заставил могущественного Дондоба отложить войну с казахским Богенбай-ба-тыром и тибетским Лавзан-ханом. Где-то там, далеко, в ледяных ущельях Тибета и на цветущих равнинах Же-тысу, потрясали саблями и плясали на конях многотысячные полчища врагов, насмехаясь над полководцем джунгар, а нойон был вынужден идти на зов доржинкит-ского зайсанга. И приятнее всего было то, что ночной перебежчик дал Онхудаю священное право отвлечь нойона от его подвигов и славы.

Отряд Онхудая встретил войско Дондоба на льду Иртыша в пяти верстах от юрги. Люди Онхудая посторонились, пропуская дозор из лучников на быстрых и приземистых монгольских лошадях. За дозорными следовали знаменосцы с хвостатыми знамёнами, на которых извивались шитые золотом драконы и вздымали крылья бирюзовые орлы. Потом на огромных и косматых верблю-дах-бактрианах ехали могучие воины хошуна — войскового клюва; потом конные воины баруна — правой руки, воины зюна — левой руки, и воины запсора — войсковой груди; они были в кожаных латах и железных шлемах с меховой оторочкой, на остриях шлемов раскачивались цветные бунчуки. Цэрэн Дондоб двигался в окружении каанаров-охранников и гонцов элчи. Он восседал на прекрасной белой верблюдице, которую знала вся степь. Верблюдицу звали Солонго.

Нойон повернул Солонго в сторону Онхудая, приблизился к зайсангу и остановился. Онхудай поспешно соскочил с лошади. Один из каанаров нойона тоже спешился и легко стукнул кнутовищем по коленям Солонго. Верблюдица неторопливо легла в снег, и нойон, перекинув ногу, спрыгнул с седла. Страшный Цэрэн Дондоб был маленьким и сухоньким старичком с седой бородкой клинышком. Грузный Онхудай, склоняясь, протянул к нойону руки ладонями вниз, и Дондоб покрыл их своими руками. Затем они трижды соприкоснулись щеками и присели на корточки в орлиной посадке, как положено двум важным людям, отягощённым властью.

— Что произошло в твоих владениях, зайсанг? — с участием спросил Цэрэн Дондоб. — Почему в наших аймаках оказались русские?

— Ты должен сам разобраться, нойон, — угодливо ответил Онхудай.