Мало избранных

Войско Цэрэн Дондоба приблизилось к ретраншементу, однако нойон, услышав канонаду, остановил свою белую верблюдицу и предостерегающе поднял руку. Впереди в темноте сверкало и рокотало. Нойон понимал, что это значит: стрельба из русских пушек ничем не отличалась от стрельбы из китайских пушек. Вестники-элчи с криками помчались по рядам всадников, распространяя приказ нойона не двигаться с места. Верблюдица Солонго, задрав голову, жевала жвачку и отфыркивалась от снегопада.

— Доржинкитский тарбаган вместо гамбира укусил навозную лепёшку, — ухмыльнувшись, сказал Дондоб своим спутникам, советникам из числа опытных воинов. — В эту ночь мы напрасно лишили оружие отдыха.

— Утром мы будем смеяться над Онхудаем, — согласился советник.

Полковник Бухгольц в это время стоял на бастионе возле амбразуры и всматривался в темноту за рвом. Из темноты доносились жалобные вопли.

— Предпримем вылазку? — спросил майор Шторбен.

— Там уже не должно быть способных к баталии воинских сил, — сухо ответил Бухгольц. — Сии кочевники получили достаточный отпор, дабы освободить себя от желания вторичной конфузии.

— А раненые?

— К утру их умертвит мороз.

Глава 5 Вундерланд

Табберт составил план своей книги о России и приятно удивился объёму того, что он может сообщить об этой стране. Замысел обрёл определённость и потому стал для Табберта вдвойне притягательнее. Эту книгу образованная Европа должна читать с таким же неугасающим интересом, с каким читает знаменитые «Приключения Телемака» господина Фенелона.

В первом разделе книги он расскажет о природе сей страны во всех её восьми губерниях: о погоде, о земледельческих достоинствах и минеральных богатствах, о древесном царстве и зверях. Во втором разделе — о городах, дорогах и каналах. В третьем — о древних правителях династии Рюриковичей и царе Иване Грозном; раздел он закончит падением династии, убийством царевича Димитрия, Гришкой Отрепьевым и нашествием Речи Посполитой. Четвёртый раздел он посвятит становлению династии Романовых и первым двум царям. Пятый раздел — государю Петру, его преобразованиям и войне с королём Карлом. Шестой раздел будет о религиозной жизни России: о принятии христианства от Византии и о расколе патриарха Никона. Седьмой раздел — о доходах Российского государства. Восьмой — о войске. Девятый раздел, последний, — о российской знати, о наиболее известных фамилиях. В конце января Табберт скромно поздравил себя с началом десятого года своего производства в дворянское достоинство, и тема аристократии — не важно, русской или не русской, — ненавязчиво указывала, что автор книги находится на той же сословной ступени, что и герои его сочинения.

Для предварительного наброска столь масштабного труда вполне хватало древлехранилища Софийского двора и архива губернской канцелярии, а также удивительной памяти Симона Ремезова, однако Табберта смущало, что перед Ремезовым он был не совсем честен. Табберт имел в виду «Служебную чертёжную книгу» Симона. Конечно, он заполучил этот фолиант без ведома Симона, и это есть большая неловкость, но корыстных целей он не преследовал, а фолиант собирался вернуть, и не его вина, что сие намерение не осуществилось. Глупая дикарка Айкон, скрывая пропажу «Служебной книги», подожгла мастерскую Симона и этим лишила Табберта возможности, так сказать, завершить дело миром. Впрочем, с того поджога прошло уже немало времени, губернатор помог Ремезовым восстановить мастерскую, и ущерб от преступления дикарки уже восполнен. Со своей стороны Табберт был готов заплатить Симону разумную сумму в качестве компенсации за понесённые расходы. Табберт надеялся, что негодование русского чудака не выйдет за пределы приличия, а благородство его, Табберта, признания отзовётся уважением старого Ремеза.

Составляя свою карту, Табберт распустил ремезов-скую книгу на листы, а теперь сшил обратно в изначальном порядке и подклеил. Тщательно завернув фолиант в холстину, Табберт явился в мастерскую Ремезовых.

Горницу освещали лучины. Семён Ульяныч сидел за столом и читал. Леонтий дресвой очищал какой-то пергамент для вторичного использования. Табберт вытер ноги о тряпку, положил свёрток на лавку, повесил на гвоздь епанчу и треуголку, прошёл к столу и присел возле Ремезова.

— Я сказку Михайлы Стадухина в Приказной избе откопал, — сказал Семён Ульяныч. — Тут про Яну, Колыму и Анадырь. Что-то Михайла сам видел, что-то от анаулов узнал. Думаю, может чертёж Чукотки поновить — от Лены до Необходимого носа? Хочешь, Филипа, вместе сверять будем?

— Пока есть другой дел, — возразил Табберт. — Говорить желание.

— Ну, говори, — согласился Ремезов.

— Я видеть пожар раскольчик, — Табберт посмотрел на Леонтия. — Леон там быть, Симон-сын. Это большой… — Табберт смешался, не находя слова, раскинул руки и потряс ими, — эйндрюк! Трясти мой душа! Европа не знать ваша страна. Россия — вундерланд! Я хотеть писать книга Россия!

— Ты мне уже раз сто об этом дрюке талдычил, — хмыкнул Ремезов. — Добро! Пиши, ежели ума хватит.

— Нужен твой помощчь. Ты колодец знания.